Хохот узницы оборвал мужчину.

– О да! – истерично вскрикнула Ирэйн. – Это всё то, что необходимо мне в моем замке. Наряды, прислуга, изысканные яства!

– Вы хотите свободы? Я смогу тайно вывозить вас из крепости, – горячо произнес смотритель. – Одно ваше слово, Ирэйн…

Она перестала вырываться. Опустила взгляд и устало вздохнула:

– Хорошо, – едва слышно произнесла узница. – Позвольте мне подумать.

– О чем тут…

– Прошу вас, – Ирэйн коротко коснулась мужской груди ладонью. – Не торопите меня. Я не готова к переменам. Дайте подумать.

– Хорошо, – чуть помедлив, ответил смотритель. – Я не буду торопить вас. Подумайте, и вы поймете, что жизнь, которую предлагаю вам я, намного лучше того существования, что вы влачите сейчас. – Затем вновь приподнял голову узницы за подбородок, коснулся губами ее щеки и отошел: – До вечера, моя дорогая лейра. Я приду за вами, чтобы сопроводить на прогулку.

– Да, конечно, – ответила женщина и выдавила полуулыбку.

Она еще некоторое время стояла, прислушиваясь к тому, как загремел засов, как прозвучали удаляющиеся шаги, наконец, добрела до лежанки и повалилась лицом в подушку, предоставленную смотрителем.

– Чтоб его пожрали твари Архона, – глухо произнесла Ирэйн. – Зачем мне еще и это?

После перевернулась на спину и уставилась пустым взглядом в потолок. Лейре вспомнился прежний смотритель. Это был уже не молодой, но всё еще крепкий риор. Узницу он встретил пристальным взглядом. Оглядел с ног до головы, после прочитал послание от лиори, вновь оглядел и спросил:

– На пирах не сиделось? Прискучили песни бардов, решили изменой развлечься? Чего уж теперь слезы лить, доигрались, лейра Дорин. Ваши новые покои ожидают вас, милости просим, – в его голосе не было издевки, несмотря на слова, смотритель попросту подвел черту между прошлым и будущим. А когда дверь темницы закрылась за узницей, задвинул засов, словно ставя точку в конце пути еще совсем юной женщины…

Он не проявлял к лейре ни симпатии, ни неприязни. Вообще не замечал ее среди остальных заключенных, отправленных в Тангор в те дни. Условия содержания, предписанные госпожой, исполнялись в точности. Вольностей и поблажек не было, как не было пренебрежения. Риор никогда не назначал себя в провожатые, не лез с беседой, не пытался разобрать на части ее душу и уж тем более не заглядывался на тело. Ирэйн такой подход был понятен, и она не имела возражений, полностью принимая свою кару. Впрочем, ей самой тогда ни до кого не было дела.

Тогда она не различала, когда заканчивается день, и начинается ночь, не ощущала вкуса грубой пищи, даже не замечала, когда в темницу открывали дверь и ей совали в руки миску с похлебкой. Лейра жила во мгле, следуя за своими призраками. И не знала, сколько прошло времени прежде, чем, однажды открыв глаза, она увидела, что наступил рассвет. С этого дня слезы больше не текли из ее глаз. Больше не было бесед с теми, кого уже нет, прекратились мольбы о прощении, предназначенные отцу и мужу. Наступил период отупелого покоя, после сменившегося полным смирением.

В дни своего пробуждения Ирэйн впервые рассмотрела риора, смотревшего за Тангорской крепостью. У него оказались, на удивление, выразительные карие глаза. Они смотрели мудро, словно могли узреть то, что скрыто в человеческих душах. И тогда он впервые сжал плечо узницы и кивнул ей:

– С возвращением, лейра Дорин. Впрочем, не уверен, что в этом мире вам будет уютней, чем в вашем собственном.

– В моем мире осталась только смерть, – ответила Ирэйн.

– Что ж, тогда поживите в нашем общем, возможно, здесь вы найдете необходимый вам покой.