И когда он мчался в сумерках по тракту, в душе его разрасталось ликование. А въезжая в ворота Тангорской крепости, уже знал точно, что жить он будет в этих стенах. Никакие блага городского дома не могли затмить тишины и покоя самой обычной тюрьмы.

– Ирэйн.

Она не услышала призыва. Сердце все еще бешено стучало в груди, и внешнее самообладание давалось с большим трудом. Женщина всё быстрей шагала по каменным плитам Тангорской крепости, спеша скрыться за тяжелыми дверями своей темницы и остаться наедине с собственными чувствами, казалось, давно превратившимися в пепел.

– Лейра Дорин! Ирэйн, – мужские пальцы сжали ее локоть, почти причинив боль, и узница вздрогнула, вдруг вернувшись в серость и уныние своего узилища.

Она повернула голову к смотрителю, но ее невидящий взгляд смотрел сквозь него.

– Что с вами происходит? Вам дурно? Позвать лекаря? – заботливо спросил риор.

– Нет, – почти беззвучно ответила она, отрицательно покачав головой. – Я просто хочу вернуться в свою темницу.

– Вы бледны.

– Я всегда бледна, – отмахнулась она и освободила локоть из захвата. – Я могу продолжить путь?

– Да, конечно, – ответил мужчина, пристально наблюдая за узницей.

Едва заметно вздохнув с облегчением, Ирэйн направилась к знакомой лестнице, тут же вновь забыв о своем сопровождающем. Перед внутренним взором всё еще стоял образ другого мужчины. Совершенно неожиданная и нелепая встреча, надежды на которую узница не таила даже в самых сокровенных помыслах. Когда-то иная боль заглушила страдания безответной любви, вытеснив из сердца воспоминания о красавце риоре, чья душа всегда принадлежала иной женщине.

Нет, Ирэйн не забыла его, но и не мучилась, давно приняв свою судьбу. Отказываться от грез гораздо легче, когда исчезает надежда, а она исчезла раньше, чем за узницей закрылись ворота ее узилища. Женщина плыла по волнам своего размеренного пустого существования, наблюдала, как день сменяет ночь, и всё больше растворялась среди теней Тангорской крепости. Мир изменил очертания и краски, поменял саму свою суть, и лейра приняла ее без ропота, потому что на него сил уже не осталось.

Мечты начали таять с того мгновения, как руки возлюбленного сжались на нежной шее лейры, мстя за вероломство. И окончательно покинули женщину в тот день, когда она смотрела, как гибли люди, собранные шпионом Эли-Харта в тронном зале. Тот животный ужас от происходящего врос под кожу ледяными иглами. Он раздирал плоть в ночных кошмарах, крики умирающих звучали в ее ушах слишком долго, сводя с ума от жалости и безысходности.

Лишь присутствие еще одного мужчины – ее мужа, приглушило на время стоны призраков, но он ушел к ним. Отдал свою жизнь добровольно на острие мечей, добавив ко всему прочему еще один кошмар, не отпускавший его вдову даже среди белого дня. И вместе со смертью риора угасло стремление жить и в его супруге. У нее ничего не осталось, только жуткие сны, слезы и боль потери. Да, лиори знала, как наказать кузину, предавшую ее. Даже самая жестокая мука в пыточной не могла сравниться с этим бессмысленным существованием посреди собственных мыслей.

– Зачем? – сдавленно прошептала женщина, сползая по холодной каменной стене темницы на пол.

Она задыхалась. Кажется, горло стало величиной с игольное ушко, и ни единого глотка воздуха не могло пробраться в грудь, объятую огнем вдруг проснувшихся забытых чувств. Это было подобно удару, ослепившему, сбившему с ног. Мужчина, чья ненависть когда-то выжгла в душе последние чаяния на счастье, вдруг оказался там, где его не должно было быть, и костер, ставший углями, вдруг полыхнул с неожиданной силой.