Ко мне практически тут же подошла высокая блондинка на каблуках, в строгом белом костюме и белой маске с золотыми узорами вокруг правого глаза и вокруг подбородка, которая закрывала все лицо.
– Здравствуйте. Мираж Сэлис, верно? – девушка даже не пыталась казаться вежливой, в ее голосе отчетливо слышалось презрение и отвращение к моей персоне. Кажется, кому-то очень не понравилась моя новая должность.
– Да, это…
– Пройдемте за мной, – она даже не дала мне закончить, настолько я была ей противна. Девушка в последний раз осмотрела меня сверху вниз и повела меня к лифту. Мне и так было жутко дискомфортно в собственном наряде, и её взгляды в сторону моих слегка более пухлых бёдер совсем мне не помогали. Когда мы прибыли на последний этаж здания, женщина указала мне на единственную дверь коридора, а затем уехала, не сказав ни слова.
Лишь белая, на первый взгляд столь хрупкая дверь отделяла этот кабинет от обычного мира. Гигантские окна, гигантский потолок, необъятное количество пространства. Света много, даже чересчур, но тусклость и мрачность помещения кажется ничто не разбавит. Кабинет казался холодным и острым, словно лезвие ножа, приставленное к горлу.
Посередине комнаты стоял длинный письменный стол, украшенный вазой с чёрными розами. Компьютер, подставка для карандашей, бумаги – столь очевидные атрибуты банального письменного стола. Кроме одного из них – угольно-чёрная, словно дёготь, маска чумного доктора.
За столом стояло чёрное кожаное кресло с довольно высокой спинкой. Стены были тщательно украшены картинами, дабы выглядеть чуточку привлекательнее для глаз обычных смертных. Жалкие попытки. Эти картинки просто-напросто сливались со стенами, и, не приглядевшись, их можно просто не заметить. Войдя в кабинет, я поняла, что каждая из картин принадлежала Сальвадору Дали. «Лицо войны», «Постоянство памяти», «Сюрреалистическая композиция с незримыми персонажами», «Геополитический младенец, наблюдающий рождение нового человека». Все эти картины я видела ранее в музеях и очень хорошо их запомнила, но никогда не могла себе объяснить, почему.
Были там и другие две картины, которые не принадлежали господину Дали и чьих авторов я не знала. Но позднее мне всё же удалось прочитать их названия. Картина, на которой была изображена женщина в белом платье и с закрытым цветами лицом, называлась «Великая война» Рене Магритта. Вторая же – с горой черепов – называлась «Апофеоз войны» и принадлежала Василию Верещагину.
Сборник таких картин – да ещё и в одной комнате – создавал жуткое чувство дискомфорта, вгоняя в состояние какого-то непонятного то ли ступора, то ли предсмертного расслабления.
«Неужто оригиналы? Хотя кто ему их продаст? Да и наверняка даже у него столько бабок нет. Скорее всего, какие-нибудь дорогостоящие копии или вроде того».
Сама комната казалась серым куском глины, который затягивал тебя в свои утробы. И лишь одно единственное яркое пятно присутствовало здесь, заставляя концентрироваться только на нём. Его глаза. Золотые, подавляющие в тебе волю, эмоции и любые желания – глаза Марка Сталински.
– Мираж.
– Марк.
Я медленно прошла вглубь кабинета, остановившись около письменного стола, за которым сидел Сталински.
– Рад, что ты всё-таки решила приехать, – сказал он, протягивая мне руку для пожатия. Проигнорировав её, я села на одно из двух кресел, что стояли напротив него по другую сторону стола.
– Взаимностью ответить не смогу, уж прости.
– Всё-таки мой шарм не смог завоевать твоё расположение?
– Знаешь, он даже делает тебя ещё более раздражающим.
– Ясно. Надо будет поработать над этим, – Марк по-детски обиженно надул губы и положил на место ручку, с которой игрался пару секунд назад, – тогда приступим к делу. Три пункта: плата, задания, гарантия безопасности. С чего хочешь начать?