Те, с кем мало общаются, отличаются инфантилизмом. И если родители отделываются от работы с детьми смартфоном и игрушками, он остается с ним один на один слишком долго для его возраста. Дело в том, что у тех нет обратной связи или она тоже только виртуальная (им не пожалуешься). В результате отстают в развитии не только навыки, но и социальные чувства. Детскость уходит в глубину души. Выглядит это довольно своеобразно. Обманчивая прагматичность вызывает иллюзию рассудочного отношения к правилам поведения и скрывает эмоциональную беззащитность. Такая нестыковка внешнего (с умом всё в порядке) и внутреннего (навеянного воображением), которую обычно называют наивностью, у некоторых остается в характере навсегда, основательно затрудняя отношения даже вполне успешным людям. Сейчас же, когда закладываются её основы, легкомысленная надежда, что ребенок сам разберется в том, что ему нужно, просто топит потребность в самых простых сочувствии и сопереживании. Адресованные игрушкам, они не обрастают привычками, нужными для реального общения. Умом такие дети не отстают от сверстников, но им недостает, как говорят педагоги, стимула.

ТРЕВОГИ НАЧАЛЬНОЙ ШКОЛЫ

(знакомство с системой)

Как это ни странно, но по достижении 7-летнего возраста дети хотят сменить безоблачную атмосферу детского сада на школьные порядки с их суровой дисциплиной, принимаемой безоговорочно не из-под палки. Никто не накажет первоклассника, если он, забегавшись на перемене, попросится сходить в туалет, но тот не смеет, что и бывает причиной конфуза иногда. Вопрос, чего он стесняется, нужно задать себе, чтобы понять, что прибавилось в корзине его страхов и тревог, к которым он вроде бы успел как-то приноровиться. Скорее всего, речь идет о новом социальном инстинкте, само появление которого зависит больше от возраста, чем от «уровня развития мозгов». Воспитание начинает зависеть от страха когнитивного диссонанса. На нем и держится авторитет учителя начальных классов.

«Когнитивный диссонанс» – концепция, объясняющая влияние на человеческое поведение системы верований, мнений, ценностей, намерений и т. п. Отчуждение от общепринятой системы ценностей переживается как наказание, когда индивид, на которого направлена эта угроза, не имеет достаточных возможностей исключить себя из данной ситуации.

Педагогическая антропология не может объяснить, почему именно в 7-летнем возрасте происходит такая замена мотивообразующих переживаний. Остается считать его тем фактом, который проверен самой жизнью, ибо, несмотря на ход цивилизации, у детей разной степени развития ума появляется стремление быть членом организованного сообщества (системы) примерно в этот период, не раньше.

Горький опыт педагогических инноваций убедительно свидетельствует, что обучать детей можно и раньше,

играя с ними в интеллектуальные игры, но обращаться как со школьниками раньше времени по меньшей мере нецелесообразно. Наша школа накануне перестройки в конце прошлого века, когда власти шли на самые сомнительные эксперименты с обществом, решила отправлять в школу с 6-летнего возраста, коли они уже умеют читать и считать. Должны были пройти годы, пока педагоги не усвоили простую истину, что интеллект и личность – разные вещи. С детьми можно и нужно играть в развивающие игры (тратить средства на книжки с картинками, тетрадки с задачками, конструкторы и т.п.). Они научатся еще до школы многому, на что предки тратили время за партой. Но делать это нужно не в казарме первого класса, где все отношения построены на страхе когнитивного диссонанса. Его еще нет. Теперь никто не помнит о проблемах начальной школы восьмидесятых годов прошлого века. Но традиция никуда не делась. Коли «обучение обгоняет развитие» (а мы никуда не ушли от психологии советской школы), соблазн обращаться с ребенком на уровне понимания, а не самочувствия остается в наших традициях