Сейчас, по сути, она занималась почти тем же, только немного в упрощенном формате- информацию предварительно подготовили для нее, подробно разложили, и теперь нужно было ей только слушать и запоминать. А это оказалось увлекательнейшим занятием. В три часа дня, сделав перерыв, она почувствовала прилив голода и навалившейся усталости. Голова была набита фактами, их было много, и только то, что они взаимосвязаны, позволяло держать их и дальше в голове, а то, что они были интересными, заставляло продолжать анализировать, думать, вспоминать. Ужасно захотелось обсудить все это с кем-то, и Яна вспомнила о Сашке. Наконец-то она начала его понимать. С этими мыслями Яна встала и собралась на обед.

Войдя в большой зал ресторана – назвать это место столовой не поворачивался язык – Яна увидела много людей, сидящих каждый за своим столом. Обед был организован по принципу шведского стола. В центре зала стояла большая стойка, к которой все подходили, накладывали себе кто что хотел, и рассаживались по своим столам. Некоторые столы стояли по центру – пышно оформленные, помпезно украшенные, были столики поскромнее на 1-2 персоны, в углу у окна, – один из таких столиков и облюбовала Яна. Она решила сесть в углу за колонной и понаблюдать за людьми, присутствовавшими здесь.

Выглядели все очень по-разному. Были люди, одетые, как подобает и присуще людям очень богатым, были поскромнее, некоторые выглядели весьма обыкновенно и скромно, – например, за одним из ближайших к ней столиков сидел странный мужчина с напряженным взглядом, немного небритый, в светлом летнем льняном пиджаке, надетым на футболку. На первый взгляд, он выглядел очень неприветливо и даже словно что-то сдержанно-агрессивное было в его позе, словно он находился не в роскошном зале, а на охоте. Он выглядел одновременно и просто, и очень внушительно, от него вяло силой и мощью, и Яне на секунду захотелось отсесть подальше, так угрожающе он озирался по сторонам. Но вдруг он поймал ее взгляд и улыбнулся ей, так приветливо и тепло, что ей стало неудобно от тех мыслей, что пришли ей в голову секунду назад. Словно он мог их прочитать.

Яна поймала его взгляд, как могла приветливо и открыто улыбнулась ему, почему-то ужасно покраснела и отвела глаза. Теперь ей казалось, что она ест, а мужчина разглядывает ее и словно раздевает глазами. От этого было и приятно, и страшно, и нервно. Больше всего на свете хотелось отвернуться, пересесть, спрятаться, но Яна пересилила себя в этом желании, это было бы невежливо. Она старалась поскорее разделаться с едой, чтобы дать себе повод уйти, потому что странный взгляд поймал ее и не давал расслабиться, чувствовать себя привычной серой мышкой. Точнее, теперь ей показалось, что она добыча. Это чувство было новым, горячим, противоречивым, очень дискомфортным, но почему-то оно показалось ей очень ценным, она ухватилась за него как за канат, и ей не терпелось то ли избавиться от него, то ли схватиться покрепче.

Так Яна сидела за столиком, напряженная, отвернувшаяся. В какой-то момент она повернула голову и подняла глаза на мужчину, и разочарованно обнаружила, что он не смотрит на нее больше. Возможно, он и тогда не смотрел, пока она ела и смущалась – кто теперь знает? Это разочарование страшно удивило ее. Всего пять минут назад ей хотелось провалиться сквозь землю, а теперь она расстраивается, что источник дискомфорта переключился на что-то другое. Он больше не смотрел на нее, а сосредоточенно печатал что-то в своем смартфоне. Еще более разочарованно она подумала почему-то, что он пишет сообщение жене, и эта мысль, ничем не подтвержденная, показалась до боли неприятной, даже жестокой по отношению к ней самой. Словно этим взглядом свершилась уже та близость, что недопустима при наличии жены, и Яна почувствовала себя немного оскорблённой. В этот момент незнакомец поднял глаза на нее и снова улыбнулся. Яна почувствовала, как краснеют плечи, которые, слава богу, скрыты под блузкой, даже уши зарделись. Ужасно стыдно, но поделать с этим ничего нельзя. Яне оставалось только опустить глаза и снова приняться за еду, но, когда она их поднимала, такого контакта уже больше не было. Ей было странно и самой непонятно, хорошо это или не очень.