Яна слегка недолюбливала тетю Лизу, потому что та никогда не слушала ничего и никого, ей откровенно было ничего неинтересно, она приезжала из очередного похода, довольная, полная впечатлений, пила чай, рассказывала о нем во всех подробностях и убегала. Пару раз Яна пыталась поддержать разговор, вставив пару фраз о своей жизни, но тетя Лиза откровенно скучающе тяготилась ими, довольная только лишь своими новостями.

Порой она делала паузы, в которые компактно укладывались мамины рассказы про работу, дачу, зачем-то про ее коллег, которых тетя Лиза никогда не видела, и так они и общались – изливая свои новости вроде как друг другу, а на самом деле, в сущности, самим себе.

Любви большой в ее жизни не сложилось, и тетю Лизу Яне было жаль, когда мама, после очередного визита, возмущенно начинала причитать –

– Нет, ну надо же! Полгода назад у нее был Володька этот бородатый, а теперь с каким-то гитаристом-лыжником поперлась, ни стыда, ни совести. В ее возрасте эти постельные дела пора заканчивать. Стыдно.

– Мам, ну какие постельные дела? Какой возраст? Ей 50 лет, что хочет, то и делает.

– Если до 30 замуж не вышла, что сейчас рыпаться. Противно. – при этих словах мама выразительно поджимала губы, словно лично сама была свидетелем всех «постельных дел» тети Лизы.

– Тогда зачем ты с ней общаешься, раз тебе противно? – не унималась Яна. Вам и говорить-то уже не о чем, вы как с разных планет, уже скоро вообще перестанете понимать, у кого что происходит!

– Да как не общаться, она же ты видишь какая одинокая. Жалко ее. После всего, что она для меня сделала, я должна.

Да, в свое время тетя Лиза очень помогла ее матери. У той был серьезный конфликт на работе с мелким начальником, имеющим большие связи. Ее собирались уволить, да не просто так, а по статье, лишив всех наград, благодарностей и регалий. Тетя Лиза, прознав про беду, не дожидаясь, что ее попросят, замолвила словечко за маму своему какому-то походному другу, который оказался большой шишкой. Уволили маминого оппонента с позором, а маму даже немного повысили. Впрочем, тете Лизе это ничего не стоило, так как она и правда могла говорить с кем хотела, о чем хотела, никогда не испытывала при этом неловкости, даже если дело касалось каких-то просьб и одолжений. Нет так нет, за спрос не бьют. И как-то легко у нее все получалось, ее просьбам обычно внимали, особенно мужчины. А мама ей теперь, получается, должна была быть благодарна, хотя тетя Лиза ни разу об этом не вспоминала. С этих пор Яниной маме стало с тетей Лизой «тяжело» и «все понятно», и она стала особенно внимательно прислушиваться к обильным историям подруги.

В одинокости тети Лизы Яна сомневалась. В ее понимании одинокий человек это не тот, кто живет один. А тот, у кого нет родного, близкого по духу и интересам, который перекатывает вечерами и размазывает по щекам свое одиночество, скуку, ожидание. В молодости это ожидание большого и настоящего, которое настигнет, придет само, живет и подпитывает нас, а в какой-то момент начинаешь понимать, что вот нет, не сбудется, не срастется уже ничего интересного, ждать нечего, и все ждешь по инерции, и устаешь от этого бесконечного ожидания. В большой семье легко затеряться такому одиночеству, когда ты в бытовом угаре мечешься, оторванный от настоящей жизни, как нищий среди богатых людей, которым незнакома твоя нищета. Так порой муж с женой, живущие годами бок о бок, вдруг осознают, что одиноки друг с другом хуже, чем поодиночке, и хорошо, если осознают сами и не очень поздно. Когда есть еще время все исправить – так или иначе – а если осознает только один, то нет предела такому одиночеству, так, что выть хочется. Такое одиночество порождает порой раздражение и даже ненависть, когда каждое сказанное слово идет в пику, каждое движение не на месте. Зато для окружающих ты успешен хотя бы тем, что смог сохранить семью, «продержаться на семейном фронте» как можно дольше. Зачем такие «фронты», Яне тоже непонятно. Семья должна быть тылом.