Проснулся от пения птиц. Не соловей, но какая-то птаха заливалась вполне красиво. Открыл глаза: светло, небо голубое и безоблачное, лёгкий утренний ветерок ласково касался кожи и волос. Прислушавшись, уловил жужжание и писк разных летучих насекомых, а ещё звук работающего вспомогательного двигателя катера охраны. Звук этот был тихим и размеренным, что означило нормальный вариант несения службы, то есть катер просто стоит на якоре на своём месте, а не спешит куда-то полным ходом, готовя оружие к немедленному использованию. Всё тихо. Но внутренние часы говорили, что проснулся я раньше заказанного времени на тридцать пять минут, и это было неправильно. Обычный допуск внутренних часов был не более двух минут в любую сторону, но более получаса не вписывались ни в какие рамки. Значит, разбудило чувство опасности. Но и тут непонятка: обычно опасность сразу проявляла себя, то есть на неё были какие-то конкретные указания, но в этот раз ничего такого не было.

Я лежал, напрягая слух, и пытался понять, что разбудило меня раньше назначенного времен, но, как ни старался, не мог найти причину раннего пробуждения. Хотя… Сорочья трескотня, как помнится, не возникает на пустом месте. Если эти птицы подают голос, значит, их что-то потревожило. Или кто-то потревожил. А если судить по тому, что перекличка сорок слышится всё ближе, это может говорить о том, что этот кто-то или что-то приближается, но пока ещё не появился на берегу.

Выбравшись из-под покрывала, я подошёл к вчерашнему кострищу, благо до него было всего метров пять, проверил угли – от них уже не было даже тепла, а не только жара. Придётся разжигать новый костёр, благо мальчишки натаскали вчера достаточно дров.

Занимаясь костром, я определил азимут на трескотню сорок в лесу и не выпускал из вида тот участок леса, не показывая при этом, что меня там что-то привлекает. Костёр уже разгорелся и я пристроил над ним котелок с водой, когда мой глаз зацепился за оранжевое пятно, появившееся за ивовыми кустами в полусотне шагов от нашего бивака. За кустами кто-то прятался.

Делая вид, что занимаюсь костром и котелком, мне удалось-таки рассмотреть раннего гостя. Это был мальчишка лет десяти в оранжевой футболке и светлых, бежевого цвета, коротких штанах. Притаившись за кустом, он рассматривал меня и весь наш импровизированный лагерь. Сорока уселась над ним на ближайшем дереве и время от времени подавала голос. Уже гораздо реже, чем раньше. Видимо, сопроводив мальчишку до конца леса, посчитала свою задачу выполненной.

Когда вода в котелке закипела, сходил к шалашу, в котором с вечера сложили свои вещи, достал брикеты с кашей из наших запасов и вернулся к костру. Раскрошил брикеты в котелок и размешал отломанной палочкой. Ещё через несколько минут от котелка начал распространяться по берегу вкусный запах. Этот запах добрался до спящих кадетов и разбудил их. Зевая и потирая глаза, оба вскоре подошли ко мне.

– Доброе утро, воины! Выспались? Или не против ещё поспать?

– Разве тут до сна, когда так вкусно пахнет? – подавил очередной зевок Эл.

– Что у нас на завтрак? – без всяких экивоков поинтересовался Гран.

– Каша из концентрата.

– Это каша так вкусно пахнет? – искренне удивился Граник. – В нашей столовой она совсем по-другому пахнет.

– Сравнил! Там в электрическом столитровом котле на всю вашу братию одновременно варится, а тут на костре, да на свежем воздухе – понимать надо разницу!

– Жаль, больше нет кролика или фазана вчерашнего, – сглотнул слюнки Элик.

– Кролика нет, – кивнул я. – Вчера мы все над ним усердно потрудились, но у нас есть тушёнка, и если кто-нибудь из вас сейчас принесёт сюда банку, то каша получится с мясом.