– Как вы считаете, не мог сам Фаш написать послание на полу? – прошептал он.

Софи даже не обернулась.

– Исключено.

Лэнгдон не разделял ее уверенности.

– Уж очень ему хочется, чтобы я выглядел виновным. Может, он считает, что это пойдет на пользу делу?

– А числа Фибоначчи? А постскриптум? А символика, связанная с да Винчи и богиней? Нет, это рука моего деда.

Лэнгдон понимал, что она права. Символика ключей слишком хорошо подогнана: пентакль, «Витрувианский человек», да Винчи, богиня и даже числа Фибоначчи. Ясно, что это не случайный набор символов.

– И не забывайте, дед мне звонил днем, – напомнила Софи. – Он говорил о необходимости сообщить мне что-то важное. Не сомневаюсь, надпись на полу – его последняя попытка донести до меня нечто такое, что вы должны помочь мне понять.

Лэнгдон нахмурился. Ордена вод личина! И нам – зола! Ему бы очень хотелось истолковать смысл этих слов ради Софи и ради самого себя. С тех пор как он впервые увидел этот шифр, положение сильно ухудшилось. Его предполагаемый прыжок из окна отнюдь не укрепил доверия к нему Фаша. Лэнгдон сильно сомневался, что капитан французской полиции оценит юмор ситуации; ведь ему пришлось организовать погоню, чтобы арестовать кусок мыла.

– Выход близко, – продолжала Софи.

– Как вы считаете, могут ли цифры в послании вашего деда нести в себе ключ к пониманию других строк? – Лэнгдону уже приходилось работать с рукописями семнадцатого века, содержащими шифры, в которых определенные строки являлись кодами к расшифровке остальных строк.

– Я все время думаю над этим, но ни к чему не пришла. Математически они представляют собой случайную последовательность. С точки зрения дешифровщика – полная бессмыслица.

– Но тем не менее это часть последовательности Фибоначчи. И вряд ли простое совпадение.

– Ни в коем случае. Намекнув на Фибоначчи, дед лишний раз дал понять, что обращается ко мне. Мало того, что написал по-английски, еще и лег, как человек в моем любимом произведении искусства, и нарисовал на себе пятиконечную звезду. Сделал все, чтобы привлечь мое внимание.

– Пентакль для вас что-то означает?

– Да. Не успела сказать: пятиконечная звезда была особенным символом общения между мною и дедом, когда я росла. Ради забавы мы играли с ним на картах таро, и моей мастью всегда оказывались пентакли. Уверена, он подтасовывал колоду. Но пятиконечная звезда превратилась в наш маленький секрет.

У Лэнгдона по коже побежали мурашки. Они играли в карты таро! Средневековая итальянская карточная игра, первоначально изобретенная для того, чтобы передавать запрещенную Церковью систему верований, была полна скрытой символики. Игры в двадцать две карты носили такие названия, как «Женщина-папа», «Императрица», «Звезда».

Масть таро, обозначающая женскую божественность, – это пентакли, подумал Лэнгдон.

Они добрались до лестницы запасного выхода. Софи осторожно открыла дверь и, поторапливая, повела Лэнгдона вниз по тесному крутому пролету.

– Когда ваш дед упоминал пятиконечную звезду, – спросил, следуя за ней Лэнгдон, – он имел в виду поклонение богине или неповиновение Католической церкви?

Софи покачала головой.

– Меня больше интересовала математическая сторона вопроса: золотое сечение, число фи, последовательность Фибоначчи…

– Ваш дед объяснял вам, что такое число фи? – удивился Лэнгдон.

– Конечно. Божественная пропорция. – Она застенчиво улыбнулась. – Даже шутил, что я наполовину богиня. Из-за слога в моем имени.

Задумавшись на мгновение, Лэнгдон осознал услышанное и даже тихо застонал. Конечно же – Со-фи!

Продолжая спускаться, он решил, что символика Соньера более последовательна, чем он подумал вначале.