Казак поглядел на товарищей, смутился.

– Не знаю.

– А кто же знает? Верблюд?

Казак улыбнулся. Кочубей моргнул Рою.

– Зачислить в особую сотню. – И, подбоченившись, гордо уведомил: – Будешь служить у самого Кочубея.

Роя начали останавливать и просить внести в списки.

– Говорили, у большевиков одни коммунисты да жиды, а тут, глянь, свои ж казаки в командирах ходят.

– Да у нас лычки быстро нашьем, – шутил Рой. – А где Шкуро, ваш генерал?

– Какой он наш? Сука, а не генерал. Как ударили ваши с левого фланга – бросил все и задал стрекоча на Баталпашинку. Конь у него быстрый.

Когда вернулся Левшаков, Кочубей допрашивал дроздовского офицера. Узнав, что сестра подобрана и жива, отмахнулся от подробностей.

– Начальнику штаба доложи.

Рой слушал Левшакова. Сестра ранена осколками гранаты. Ранение не угрожает жизни. Помещена в школе. Левшаков тянул, многословил.

– Кровать есть? – перебил его Рой.

– Лежит на полу.

– Уход?

– Какие-то старухи ведут уход.

– Что требуется раненой?

– Да я не спросил, а она сама черта два скажет, – обидчивым тоном ответил Левшаков. – Со мной и говорить не стала. Прогнала.

– Да вы что – приставали к ней, что ли? – обозлился Рой.

– Вот поезжайте сами, товарищ начальник, и поглядите, – посоветовал Левшаков, обидевшись, – кому кислицы снятся…

Рой решил лично проведать сестру.

– Товарищ командир, разрешите…

– Подожди, начальник штаба, – притянул его за руку Кочубей. – Вот гляди, який кадет попался. Прямо катрюк4, а не кадет.

Офицер передернулся.

– Прошу без оскорблений!

– Слышишь, начальник штаба? Слышишь, як он надо мной выкаблучивает? – еле сдерживаясь, шипел комбриг на ухо Рою и громко спросил: – Ты мне скажи, довезешь мое слово до своего Шкуры аль нет?

– Я повторяю: Шкуро достаточно серьезный генерал, и ваши… – офицер замялся, – странные предложения, абсолютно странные предложения, не примет. – Обращаясь к Рою, точно ища у него поддержки, офицер устало добавил: – Ваш командир, как он себя назвал… Ваня Кочубей предлагает мне под честное слово вернуться в случае неуспеха моей миссии. Но вы поймите, Шкуро-то меня не отпустит обратно, а слово Кочубей с меня требует!

– Погляди на него, товарищ начальник штаба, – еще хомут не засупонил, а он уже брыкается, – тыча в офицера пальцем, сетовал комбриг.

– Что вы от него хотите, товарищ комбриг? – спросил Рой, пока еще ничего не понимая.

Он разглядывал офицера, его грязные сапоги, изорванный в нескольких местах френч, скорбное продолговатое лицо, обросшее и землистое. Рой понял состояние этого человека. Офицер хотел спать. Вероятно, был утомительный марш, потом бессонные ночи дежурств и ожиданий, потом бой. Рою хорошо было знакомо состояние, когда организм отказывается работать и наступает предел утомления. В это время даже смерть не страшна, ибо она похожа на сон, на отдых. Офицер прикрыл глаза и покачнулся. Непреклонный Кочубей толкнул его в бок.

– Не дремай, когда с тобой по-людски говорят! Я четвертые сутки без передыху кишки вам мотал и, гляди, держусь на ногах, як кочет. Можу зараз на забор вскочить и сто раз кричать кукареку.

Обращаясь к Рою, горячо заговорил:

– Я просю его, дохлого: садись на коня, погоняй до Шкуры и зови его на честный бой, один на один. В чистом поле и ударимся: на шашках, на маузерах, на кулаках, на чем он захочет. Убью я Шкуро – его войско до меня, он одюжит – мой отряд до его…

– Ничего не получится, ничего, – повторил офицер раздраженно, – не пойдет Шкуро на такой поединок.

– Почему? – повысил голос Кочубей. – Почему, га?

– Времена куликовских битв прошли. Да и убьете вы его. Я теперь вижу – убьете, а Шкуро, вероятно, гораздо раньше меня с вами познакомился. Определяйте нас куда-нибудь, – обратился он снова к Рою, – к стенке или спать. Если убивать, то поставьте на солому. Упадешь, и так мягко, приятно… – Офицер потянулся и мечтательно улыбнулся.