Вчерашний адский подъем сегодня обернулся удачей. До Мешхеда я летел с холма под тридцать километров в час, изредка смахивая слезы от ветра и восторга. Дорога была ровной, погода – отличной, и я снова поблагодарил изобретателей велосипеда за ощущение полета и легкости.

Мешхед – второй по величине город Ирана с населением более двух с половиной миллионов человек. Шииты со всего мира приезжают сюда к главной святыне города – мавзолею имама Резы. Город встретил меня шумными трассами и мелодичными призывами к молитве. Я снова бродил с раскрытым ртом, озираясь на минареты. Видеть столько полностью закрытых одеждой женщин было непривычно, но, кажется, я своим видом пугал их больше.

Нашел жилье на couchsurfing. Меня встретил парень Эхсан Мирмостафае. Он привел меня в просторную квартиру, заставленную статуэтками и конструкциями. Это была настоящая галерея с картинами, с ощущением классической музыки, словно застывшей в воздухе, и, конечно, с главным экспонатом – отцом семейства.

Они с супругой всплеснули руками при виде меня. Женщина тут же убежала накрывать на стол, пока отец Эхсана рассказывал мне о своей главной страсти – живописи.

Сам он, больше похожий на дирижера, чем на художника, то и дело взмахивал тонкими пальцами и объяснял, как нужно понимать картину. Под каким углом и на каком расстоянии смотреть на нее, чтобы понять задумку автора. Расписывал, какое значение имеют оттенки и чем отличается скрытый мазок от выраженного.

Когда я спросил о любимых художниках, его глаза загорелись, как если бы меня спросили о моих впечатлениях после концерта Queen. Истомин, Айвазовский, Верещагин, Малевич, Суриков – он рассказывал о них с упоением. Ему самому нравилось рисовать Русь, казаков. Простор, светлые тона русского пейзажа вдохновляли его. Я с детства знаком с людьми искусства, моя тетя Лейла Махат – художник, в ее доме я научился ценить картины, понимать искусство, поэтому сейчас снова вспомнил детство.

Иранская кухня – одна из древнейших в мире. И вкуснейших. Огромное разнообразие риса, мяса, овощей. Когда хозяйка дома расставляла на столе еду, я искренне пытался не коситься в сторону угощений, а слушать художника. Получалось плохо. Уже после плотного ужина сделал пометку в голове: найти иранскую кухню в Казахстане.

Мешхед разбудил меня теплым ветром и призывом к молитве. В этом городе я чувствовал себя на удивление спокойно. Улицы уже были умыты водой, дороги быстро наполнялись машинами.

Кстати, движение в Мешхеде, да и вообще в Иране, сумасшедшее. Но хаос этот упорядоченный, не вызывающий ни у кого криков, лязга железа и разбирательств. Пока толкал рядом с собой велосипед и рассматривал здания, заметил, что здесь много девушек за рулем. Серьезные, покрытые плотными платками, они обгоняли мужчин, подрезали их и лихо вырывались вперед.

Когда я переходил границу, от моего брата Диаса пришло встревоженное сообщение: «Будь осторожен, в Иране много радикалов. Если спросят, мусульманин ли, скажи, что да». Помню, я даже как-то задиристо вскинул голову, подумал: «Не могу обманывать себя и других, притворяться не буду. Паршиво это».

Как-то мой родной дядя сказал, что верит в Бога, но посредники ему не нужны. Придерживаюсь схожего мнения.

Через пару дней, когда меня окружили ребята с бородами до пола, с веселой злостью спросили: «Are you muslim?» – жизненные принципы и желание уйти невредимым здорово столкнулись. Победила смекалка – я закивал и с улыбкой сказал что-то вроде: «Well, in Kazakhstan the yare muslims». Повезло!