– О, – мать рассмеялась, – вороны во сне – добрый знак.

«Добрый ли впрямь?»

Ив нащупала в кармане пальто гладкое прохладное серебряное яйцо, которое собиралась подарить матери. Будто тысяча лет миновала! Ив покрепче сжала его в ладони, как единственную нить, связывающую с прошлым, и, отворив дверь, шагнула в скупо освещенное купе.

Непривычная к движению поезда, она, шатаясь, добралась до места напротив матери, и плюхнулась на обтянутый клетчатой рогожкой жёсткий диван. Мать не повернула головы, не оторвала глаз от мрака за стеклом.

– Тот человек… – неуверенно начала Ив, – ты прогнала его?

Мать вздрогнула, вырванная из своих мыслей, и, повернувшись к дочери, кивнула.

– На время, – сказала она. – Он не оставит нас так просто.

– Ты с ним знакома?

– Мы знали друг друга… давно.

– Зачем мы ему нужны?

– Он выполняет приказ.

– Чей?

– Того, кто не получит, чего хочет.

Ив обнадёжило то, что вопросы хотя бы не остаются вовсе уж без ответов.

– Куда мы едем?

– На север. У меня есть знакомый в Трекуохе, нужно его разыскать. А там… там будет видно.

– Трекуох, – повторила Ив, вспоминая уроки географии. – Это ведь порт, да? На юге?

– Да, Ив. Нам придётся пересесть на другой поезд.

Мать замолчала и мрачно покачала головой. Усталость лежала на её лице, как глубокая тень, съедая со щёк краски и вытягивая свет из глаз.

Они ехали всю ночь, пока небо на востоке не начало светлеть. Ив задремала на диване рядом с матерью, положив голову ей на колени и подобрав под себя ноги. Сквозь сон она чувствовала покачивание поезда и руку матери, рассеянно гладящую её голову.

Ей снилось, что они едут в карете под ярким солнцем, а за окном простирается бескрайняя пустыня из золотого песка…

В вагоне уже погасили лампы, когда мать потрясла её за плечо.

– Пойдём, Ив, выйдем на следующей станции.

Господин с книгой исчез – должно быть вышел на одной из ночных остановок. Жрицы завтракали. На столике между ними была разложена салфетка, на ней – крошечные треугольные сэндвичи из белого хлеба, яиц и кружевных листиков салата. Глядя на них, Ив вмиг вспомнила до чего голодна.

– С праздником! – сказала одна из жриц, когда мать с дочерью проходили мимо.

– Благослови вас светлая Богиня, – жизнерадостно добавила вторая.

Мать, занятая своими мыслями, даже не взглянула на них. Похоже, за всю ночь она ни на минуту не сомкнула глаз.

Выпустив мать и дочь на грязный перрон, поезд тотчас же тронулся. Уродливое здание вокзала слепо таращилось сквозь утренний туман. Городок за решётчатыми воротами – убогий, маленький, из тех, которые поезда торопятся миновать, а пассажиры не замечают – едва начинал пробуждаться. По обочинам дорог лежали вперемешку с грязным неубранным снегом сорванные ветром гирлянды и пёстрые обертки от конфет. Редкие экипажи плелись по узким улочкам, дома стояли тесно, и казалось, о чём-то перешептывались и поглядывали опасливо по сторонам, не приближается ли к ним какой незваный гость.

Мать купила в кассе вокзала карту движения поездов и долго изучала её за столом в зале ожидания. Ив рассматривала в окно пустые рельсы. На перроне кто-то разбросал хлебные крошки, и пёстрые лохматые голуби слетелись на них с соседних крыш.

– Единственный поезд, – сказала мать, – который нам подходит, отправляется завтра на рассвете. Что ж, похоже, придется задержаться здесь. Идём, нужно снять номер и немного отдохнуть.

– А если нас снова найдут? – спросила девушка.

Мать положила руку ей на плечо и легонько сжала:

– Не бойся, Ив. Я сумею тебя защитить.

Почему-то такое заверение прозвучало скорее зловеще, чем обнадеживающе.

Постоялым двором служило деревянное трёхэтажное здание, привалившееся к вокзальной стене, будто ища опоры. Маленькая женщина с пухлыми смуглыми руками мыла окна, энергично орудуя тряпкой. За стойкой в холле никого не было, и им пришлось долго ждать, пока хозяин не вышел к ним, и не отдал ключ в обмен на несколько монет.