Прошло много-много лет, но он помнил, что тризна по князю Волемиру длилась десять дней. Или больше. Никто тогда не считал. Да и зачем? Невзирая на дождливую погоду, тысячи и тысячи людей, прибывающих беспрерывным потоком со всех стран света, двигались к погребальному холму. И каждый нёс в руках или вёз на лошади землю. Куль или мешок. Они, сменяя друг друга, высыпали принесённую землю и усаживались поодаль холма поминать душу усопшего правителя Биармии, Гардарики и Новогорода.

Сотни слуг сновали меж сидящих гостей, разнося пищу, вино и пиво.

А холм рос и рос, превращаясь в курган. Таков уж существовал обычай: насыпать над прахом человека землю. И чем больше её было, тем большим уважением он пользовался и большей властью при жизни обладал.

Князь Буривой тихонько вздохнул, вспоминая, как с раннего утра недалече от погребального кургана многочисленная вереница князей, племенных вождей и посадников выстроилась в очередь к нему, сидящему в массивном кресле под навесом. Они пришли принести клятву верности. Люди подходили, клали к его ногам оружие и склоняли голову. Рядом с креслом с обнажённым мечом в руке стоял Борута, пристально всматриваясь в лица мужчин и готовый дать отпор любому, посягнувшему на жизнь его княжича. Теперь уже князя. Да и всякое могло случиться. Он знал это по собственному опыту, а потому расставил вокруг два десятка гридей с луками в руках.

Но страх перед князем Волемиром был настолько велик, что перешёл и на его внука. А потому клятву принесли все, начиная с самых главных племенных вождей и заканчивая посадниками из мелких крепостей. Она была короткой. Всего лишь две или три одинаковые по смыслу фразы:

– Клянусь небом и землёй, воздухом и водой, огнём и ветром, что я и мой род признаем тебя нашим князем и будем верны вечно! А если клятвы своей не исполним, да будем прокляты Перуном и Волосом, скотьим богом, да будем желты, как золото, и да будем посечены своим же оружием.

Лица и голоса быстро менялись.

Княжий обученный слуга с помощью костяного писала старательно процарапывал на бересте имена присягнувших на верность князю вождей, изредка спрашивая что-то у Боруты.

Вскоре людская лента закончилась.

Не нашлось ни одного человека, отказавшегося произнести перед князем слова клятвы.

Люди начали расходиться.

Князь Буривой уже приготовился подняться из кресла, как дробный стук копыт, раздавшийся сбоку, заставил его повернуться.

По-видимому, прискакавший гонец проделал дальний путь. Бока и круп лошади были покрыты толстым слоем грязи, да и всадник выглядел не лучше своего коня. Он с трудом спрыгнул на землю, сделал несколько неуверенных шагов, разминая затёкшие ноги, и очутился напротив князя. Буривой сразу признал в нём одного из своих телохранителей, оставленных при воеводе Родиславе под стенами Городца. Вот только имени его никак не мог вспомнить.

– Что стряслось, воин? Почто скакал так быстро? Какие вести привёз?

– Горе у нас стряслось, княже, большое горе!

– Никак горожане вас под стенами крепости побили?

– Нет, государь! Крепость мы повоевали, вот только при её штурме воеводе Родиславу стрела в грудь попала. Не выжил он.

– Какая стрела? Как это не выжил? А телохранители? Не смогли его защитить и уберечь? – князь Буривой вскочил на ноги. Одна лишь мысль билась в мозгу: тайна, о которой поведал дед, навсегда осталась скрытой от него. Её унёс с собой воевода Родислав.

Но постепенно бушующий в груди гнев стих.

– Что сделано, того не вернёшь! И в том нет твоей вины, гонец! – Князь повернулся к Боруте: – Распорядись, пусть его отведут в мой дом. Баня, чистая одежда, еда, сон! Он заслужил хороший отдых. Да про коня не позабудь!