Бульвар был люден и звеняще светел, весна уже входила в свои владения, и в воздухе витали нотки набирающей жизни зелени.
По бульвару прогуливалась чистая публика, и на нас с Елизаветой никто не обращал серьёзного внимания, хотя я по временам чувствовал скользящие по нам взгляды. Пару раз нас приветствовали краткими поклонами, но было это ненавязчиво и нам не мешало.
Ещё были всякого рода лотошники со сладостями, квасом и какими-то мелочами.
Толи весенний воздух так на меня подействовал, толи близость красивой женщины, что одаривала меня лукавым и чуть насмешливым взором. Но та пружина из страха перед будущим и злости на себя, на ситуацию в которую попал, по большому счёту, из-за своей небрежности. Эта пружина стала ослабляться.
И на краю моего создания появилась мысль, что вообще-то всё и неплохо, и что всё могло быть гораздо хуже и печальнее. И хоть Мир мне попался с около нулевым магическим полем, сама магия всё же есть, а значит, что-нибудь придумаю.
Я всё чаще и чаще ловил себя на мысли, что сливаюсь с этим миром, с этим телом, с этой жизнью. Ведь теперь у меня память и тело Сергея, а мы с ним абсолютно разные личности, эта моя теперешняя раздвоенность вызывала порой у меня огромное недоумение.
Мне ни когда не нравились религиозные обряды, а теперь я будто бы и жить без них не могу.
Я всегда бегал от любых семейных отношений, а сейчас почему-то очень важно для меня мнение супруги реципиента.
Да мне в голову не могла прийти мысль связать себя узами брака с одной женщиной, да ещё на всю жизнь! А теперь вот – женат! И чувствую себя полностью удовлетворённым этим…
Меня не мучает память о моих наложницах и о той сибаритской жизни, что проводил между своей научной и исследовательской деятельностью.
Теперь же, смотря на окружающих меня людей, я начинал оценивать и взвешивать их поступки через призму памяти и желаний своего предшественника, тем самым как бы полностью уподобляясь своему предшественнику.
«М-да, кажется, личности начинают соединяться, и какая будет доминировать, неизвестно» – подумав, поглядел на спокойное и чуть мечтательное личико Эллы.
«Первое, к чему я должен приступить, конечно, помимо исцеления своего тела, это постараться перенести на бумагу все свои прошлые труды. Дело, безусловно, колоссальное. И хотя многому здесь не найдётся применения, но даже такие знания ценны. Да и основные события прошлой жизни тоже стоит записать, как некие мемуары» . – размышляя таким образом, не заметил, как дошли с Эллой почти до самой Арбатской площади.
А на площади было неспокойно, раздавался женский плач, где-то кричал ребёнок, кто-то орал матом.
Я остановился и жестом подозвал охрану, и обратившись к «шрамированному», произнёс.
– А ну-ка, голубчик, сбегай и уточни, что происходит, а мы здесь постоим. Только поживее, пожалуйста, Елизавета Фёдоровна уже озябла. Понял? – посмотрел я на него строго.
– Не извольте сумлеваться, ВашИмператскоеВысочество! – единым словом, негромко выдохнул он, прибавляя к словам терпкий запах табака, резко развернулся на месте и нырнул в переплетение людей, лошадей и телег.
– Die Art, wie er dich mit Augen voller Hingabe ansah. (Как он смотрел на тебя, глазами, полными преданности!) – восхищёнными нотками в голосе проворковала моя супруга.
Решил не реагировать на её шпильку, думал, что, наверное, надо приблизить к себе этого усатого прощалыгу.
Взмахнул рукой, давая знать второму охраннику, чтобы подошел поближе.
Мне всё больше и больше не нравилась обстановка, творящаяся вокруг. Элли, скорее всего, почувствовала моё настроение и, заглянув мне в глаза, спросила: