Рыбаки провожали изумленным взглядом истинное чудо, которого не видели здесь уже много лет. Имперский дромон[11] причалил в старом порту, который еще не тронуло время. Защищенная от штормов гавань служила Империи многие столетия, принимая корабли с египетским зерном и карфагенским маслом, в свою очередь, отправляя в провинции толпы связанных варваров, которых вели сюда победоносные легионы. А теперь из разоренной земли звероподобные герцоги лангобардов гнали римлян на продажу в Бургундию, где регулярные вспышки чумы и оспы убивали крестьян тысячами. Благодатные земли севера Италии пустели, понемногу заселяясь германцами и словенами.

– Преосвященный! – с нескрываемым испугом обратился к Григорию капитан корабля. – Вы уверены, что вам нужно именно сюда? Может быть, лучше высадиться в Равенне?

– Уверен! – сказал Григорий, на груди которого болтался массивный серебряный крест. Идти в Равенну, чтобы потом пробираться через половину Италии, раздираемой междоусобицами германской знати? Нет уж, увольте!

К берегу подскакал десяток всадников в броне, которые вопросительно уставились на огромный корабль с двумя рядами весел по бокам. Григорий вытащил из-за пазухи серебряную пластину с выбитой на ней звездой и показал всадникам. Те ударили кулаком в грудь и склонили головы.

– Причаливай, нас уже ждут, – дал команду Григорий.

– Помоги нам, господи, – прошептал капитан. – Дикие земли, как есть дикие!

Сотня людей вышла на берег, с опаской поглядывая на руины порта. Кое-кто из женщин начал плакать, прижимая к себе детей. Три десятка ремесленников из императорских мастерских с семьями было отдано по договору архонту склавинов. И за эту помощь княжеству придется заплатить немалой кровью. Вслед за людьми сгрузили мешки с их пожитками и инструментом, а самыми последними – сундуки с книгами, неслыханным сокровищем, которое в этой толпе не имело ценности ни для кого, кроме епископа Григория. А к берегу уже подъезжала целая кавалькада телег под охраной полусотни всадников с бритыми подбородками и вислыми усами.

– Боярин! – полусотник княжеской гвардии ударил кулаком в грудь. – Можно выступать. Отсюда до Солеграда две недели пути через перевал. Герцог Гразульф даст охрану и еду до самой границы. А от Солеграда на ладьях поплывем, я уже послал гонца, он предупредит жупана.

– Тогда чего мы ждем? – посмотрел на него Григорий. – Пора в путь!

Воин дал отрывистую команду, и в телеги начали грузить котомки, мешки, сундуки, ящики и малых детей. Телеги со скрипом двинулись, а ромеи, которые пугливо смотрели по сторонам, пошли рядом. Дети, сидевшие на кучах пожитков, с любопытством крутили головами, поглядывая на груды камней, бывшие когда-то домами. На руинах уже выросли деревья, разорвавшие своими корнями каменную кладку старинных стен. В центре города дома были целыми, и в них жили люди. Небольшие стада коз паслись в развалинах, густо заросших травой и кустарником. Дома отремонтировали уцелевшие жители, а то и сложили их заново, благо камень – это единственное, чего было здесь в избытке.

В этой земле установился хрупкий мир. Аквилейские епископы нашли язык с герцогом Гразульфом, который оставался арианином. У них нашелся общий враг – Империя и римские папы, а потому горожане вздохнули спокойно, начиная наслаждаться плодами мирной жизни. И впрямь, эта земля была истерзана до того, что даже простое отсутствие войны казалось немыслимым благом.

Григорий, проезжая по этой стране, видел робкие ростки жизни, которые начали пробиваться сквозь то чудовищное опустошение, что перетерпела когда-то цветущая провинция. Ведь еще остались люди, которые помнили времена владычества константинопольских императоров. Небольшие деревеньки на месте старых вилл, где лангобарды, гепиды и готы поселились вперемешку с римлянами, были обычным делом. Немало встретилось и словенских сёл, жители которых двигались на юг из предгорий Альп, осторожно, шаг за шагом, заселяя пустующие земли. Там, на северо-востоке, хорутане построили город Крн, а вокруг него образовалось целое княжество