– Я считаю, что должна принести девственность в подарок мужу в первую брачную ночь.

И – точка. Такая не поступится принципами. "А как же тогда тургеневская Елена?"( Это опять «Накануне»). Света негодующе смотрит на меня: "Но ведь это же совсем другое дело! Инсаров не был женат, он никому не изменял, и они все равно должны были пожениться!" Да, логика непробиваемая.

Я смотрела на эту увядающую девушку, и мне очень хотелось ей помочь, но как? Боюсь, те железные установки, которые она вбила себе в голову, несгибаемы. Многое в ее жизни можно было бы изменить, но как это сделать, если она убеждена в своей непогрешимости и исключительности и в том, что именно поэтому ей не везет?

Что сделало ее именно такой? Задержка полового созревания? Да, и это, несомненно. Она и сейчас не понимает роль секса в человеческой жизни, не может себе представить, чем именно простоватая и ничего не читавшая жена Георгия удерживала у себя мужа. У Светланы мораль отнюдь не тургеневской девушки (вспомним, кстати, что Тургенева за роман "Накануне" обвиняли в порнографии!), а скорее, викторианская – по канонам этой эпохи девушка не должна была иметь никакого понятия о половой жизни (какая грязь!), а в супружеской спальне с отвращением, но подчиняться желаниям мужа, раз уж мужчины такие грубые животные. Но вот что интересно: сама Светлана считает свой дефект добродетелью и гордится этим, может быть, потому что подспудно девственность ее все же тяготит. Воспитанная в атмосфере бесконечной материнской любви (мать никогда не помышляла о вторичном замужестве, всю себя посвятив воспитанию дочери), абсолютно не общаясь с представителями противоположного пола ни дома (у нее даже дяди не было), ни в школе, ни во дворе – она не находила общий язык с мальчишками, чему мать была страшно рада, так ей было намного спокойнее. Девушка выросла инфантильной и абсолютно лишенной реальных представлений о взаимоотношениях полов, не в сексуальном, а в самом обычном, житейском смысле. Место реальности заняло воображение, красивые картинки, заимствованные из любимых книг. Она воображала себя то Джульеттой, тайно встречающейся с безумно влюбленным в нее Ромео, то Прекрасной Дамой, ради которой рыцари совершают подвиги, а она стоит на балконе и ждет своего Принца… Что ж, через эту стадию проходят, наверное, многие юные девы. Беда Светланы в том, что она ждет своего Волшебного Принца всю жизнь, но не желает его узнавать и очень страдает, когда ее придуманный мир, соприкасаясь с миром реальности, рушится.

Ее образ Волшебного Принца – абсолютно выдуманный и книжный. Сейчас больше всего на свете ей хочется выйти замуж, но послушать ее – так главным достоинством мужа она по-прежнему считает умение отличить Моцарта от Гайдна. Я, может быть, утрирую, но ведь и о своем неверном возлюбленном Светлана не может сказать ничего существенного, не знает, в какой семье он воспитывался, что он больше всего любит из еды, не может вспомнить ни одной присущей ему слабости, не помнит даже, курил ли он – в ее присутствии курить не полагалось. Какая уж тут речь о его характере, о том, что было в нем основным. Светлана видела в нем романтического героя, к тому же обладавшего тонкой душой (ведь они друг друга понимали!), а после "предательства" – подлеца, предавшего Любовь и их общие идеалы. В ее пересказе – это как бы два разных человека. И не может она понять, что любила она обыкновенного мужчину, обремененного семьей и домом, с не очень удавшейся жизнью, который с удовольствием сыграл с ней в Романтическую Любовь, удовлетворив свою потребность в признании и платонической страсти. Могло бы быть и серьезнее – да ведь он-то чувствовал, что она его не за того принимает и жить с ней будет потруднее, чем за столько лет ставшей почти частью его самого женой.