Но в хороших книгах каждый видит что-то свое. Иногда, к сожалению, то, что мешает жить. В наше время тургеневские девушки, увы, устарели. А когда я работала в кризисном стационаре, они были моим вечным кошмаром. Вот характерный пример.

Жила-была девочка Света, милая и послушная, росла паинькой, так что соседи завидовали матери, говорили: "У тебя не дитя, а дом отдыха". Девочка вырастала и вытягивалась, постепенно округлялись ее формы, она превращалась в милую и скромную девушку. Мать на нее не нарадовалась: учится хорошо, все время читает, пьянками-гулянками не занимается, возвращается всегда вовремя. Девушка окончила школу, поступила на филологический факультет пединститута, окончила, с тех пор работает в библиотеке. В двадцать пять лет она оставалась все еще милой, скромной и скромно одетой, но уже не снимала очки, которые уродовали ее, несмотря на модную оправу. В тридцать она продолжала жить вдвоем с матерью (отец у них умер вскоре после ее рождения), только взгляд у нее потух, так что и очки не могли этого скрыть, да появились скорбные морщинки между бровями и у крыльев носа.

А ко мне на прием она попала, потому что разочаровалась в жизни. Разуверилась в себе, в том, что придет Любовь. Устала от своего одиночества. Призналась мне, не без моего нажима, что до сих пор девственница, что не может представить себе не то что близость с мужчиной без любви, но даже поцелуя. А целовалась ли она когда-нибудь вообще? Да, целовалась, но не хочет об этом вспоминать. Наконец, мне удалось ее разговорить, и она, скрывая слезы, рассказывает о трагедии своей жизни, о мужчине, которого она любила и который предал ее. Это было 4 года назад, они познакомились у общих знакомых, а потом встречались в музеях и консерватории. У них были общие интересы – искусство, музыка, поэзия. Георгий писал и посвящал ей стихи. Он был женат, но крайне неудачно. Когда он объяснялся ей в любви – стоя на коленях, и голос его дрожал – то обещал, что немедленно разведется. Вот тогда-то они и поцеловались. Они продолжали встречаться, но он все не разводился, говорил, что сын болеет. И вот тут-то она увидела их всей семьей на дневном сеансе в кино, в фойе: сын его увлеченно играл в компьютерную игру, а сам Георгий стоял рядом, обнимая жену за плечи и что-то весело ей рассказывая ("Со мной он никогда не был таким веселым!") Светлана поняла, что ее возлюбленный подлец, и немедленно порвала с ним, не слушая никаких объяснений. Это было очень тяжело, с тех пор в ней что-то сломалось, она уже не может верить мужчинам.

– Это было давно, а что сейчас?

– Да ничего…

Те поклонники, которые когда-то крутились вокруг, давно исчезли. Последнего мужчину, который хотел бы с ней встречаться ("его мама откуда-то вытащила, сын двоюродной сестры ее подруги"), она выгнала: пошли на концерт, а он возьми и захрапи, прямо как в анекдоте! Да и лысоватым он был и ростом не вышел…

Продолжаем нашу беседу дальше, Света краснеет, она не привыкла говорить на интимные темы ни с мамой, ни с подругами. На работе не терпит одну разбитную деваху, которая обожает делиться подробностями своих очередных романов и не стесняется вставить крепкое словцо – в таких случаях Света всегда выходит из помещения. Себя Светлана считает тургеневской девушкой, ей бы родиться в девятнадцатом веке, носить широкополые шляпы и развевающиеся юбки с оборками. Я ее спускаю на грешную землю нашего века:

– А почему, Света, если ты любила Георгия, ты не вступила с ним в близкие отношения? (Как я поняла, поползновения с его стороны были, но не очень настойчивые). Тебе ведь было уже 26.