– Да. Я награжден орденом Красной Звезды.

– Вы принадлежите к семье, много сделавшей для своей страны. Хороший послужной список – это очень важно для начала любой карьеры.

– Моя родословная не имеет отношения к делу, – занозисто проворчал Олтаржевский, вспомнив предостережения отца.

– Если вас что-то не устраивает, можете отказаться от предложения.

– Главное, что Вячеслав Андреевич вне политики! Детали мы с ним обговорим позже! – вмешался Гусь, остерегаясь, как бы приятель снова не полез в бутылку, и показал глазами – иди!

Чиновник смотрел перед собой с доброжелательной иронией.

На улице Олтаржевский направился к машине, но тут вспомнил о своей последней глуповатой записи в тетради – чтобы все его слушались. Подумав, он подошёл к одиноко стоявшему на парковке «Мерседесу» – водитель неохотно приопустил стекло и посмотрел пустым взглядом мимо чужого хозяина.

– Ваша машина загораживает вход. Переставьте её, пожалуйста! – сказал Олтаржевский.

Водитель высунул голову, озираясь на пустую парковку. Отъехал от бордюра и встал в двух метрах от прежнего места: совершенно бессмысленный маневр.

– Что случилось? – обеспокоился Бешев.

– Я попросил переставить машину.

– Вы знаете, чья это машина? Руководителя администрации президента!

Вячеслав Андреевич не ответил. Он удобнее устроился на заднем сиденье.

Помощник сел впереди.

– Игорь Леонидович, – сказал Олтаржевский. – Можно вас попросить?

– Да, конечно.

– Если мне положена охрана, ничего не поделаешь. Но если не трудно, пусть ребята не мозолят глаза. Неловко. Бояться мне пока некого.

Бешев и водитель едва заметно переглянулись, и уголки их губ дрогнули в улыбках. Олтаржевский прикрыл веки, не заботясь, что о нём подумают.

10

В тот же день на совещании в конференц-зале здания-книги бывшего СЭВ на Новом Арбате Гуськов представил Олтаржевского совету директоров и главам компаний. У Олтаржевского от волнения немели ноги. Гуськов поблагодарил всех за работу, сказал, что ненадолго уедет, и попросил близких соратников задержаться.

В лицо Олтаржевский знал лишь генерального директора телеканала Владимира Кошелева, усатого дядьку с повадками рассудительного барина, и главного редактора службы информации Григория Грачевского, напоминавшего костлявого студента.

Гуськов предупредил, что в ближайшие месяцы компанию попробуют развалить. Сказал, что, невзирая на то, что его вынудили подписать соглашение с министром печати о передаче части активов холдинга «Газпрому», выполнять обязательства Гуськов не собирается – компания еще поборется.

При тягостном молчании соратников Гуськов рекомендовал решать текущие вопросы с его преемником, заявив, что будет с Олтаржевским на связи: присутствующие без выражения, как на пустое место, посмотрели на Вячеслава Андреевича. Оставшись с приятелем вдвоём, Гусь сказал:

– Пока не войдешь в курс, делай, как скажут! Когда все побегут отсюда, не спеши! Помни, как бы ни сложилось, это твой трамплин наверх! – Подумал и добавил: – Похоже, назад меня не пустят!

Гусь провёл приятеля в его новый кабинет (кабинет хозяина решили не занимать: из суеверия – чтобы вернулся).

Высокие окна выходили на реку. Середину комнаты занимал большой Т-образный стол и пара стульев: кабинет не спешили обставлять – ждали распоряжений.

Гусь подошёл к окну. Напротив грязно-бурой Москвы-реки, торцом к зданию бывшего СЭВ, высился Дом правительства с российским гербом на башенке. На высоком шесте ветер вяло шевелил российский триколор.

– Глянь, Слав! – Гусь подозвал Олтаржевского. – Всего-то дорогу перейти – и ты там! А иным жизни не хватит, чтобы добраться, – с грустным пафосом произнёс он.