Это произошло поздно ночью. Город еще спал. Писатель и читательница тоже спали, крепко обвивая стволы своих тел лианами рук и ног. Казалось, над ними порхали нимфы и посыпали сверху лепестками благовоний и роз. Их сон, мир очарования, миф, даже воздух вокруг наполнял некоей аурой мистицизма и таинственности – манящий, притягивающий, завораживающий, как полумесяц улыбки, выплывший из-за туч будничности и застывший на ясном небосводе их лиц. И если бы мир был ограничен стенами их комнаты, то это был бы уже не мир, а рай. Тогда как по другую его сторону образовался ад. Дело в том, что у издателя в эту самую ночь случилась ужасная головная боль и, как следствие, очередная бессонница. Уже который день в его голову долбится черт или сам дьявол и высекает в мозгу острием своих ядовитых трезубцев искры сомнений. Его мозг отравлен, мысли парализованы. И только чтобы окончательно не сойти с ума, он подбежал к телефонной трубке и набрал спасительный код цифр.
– Алло!
– Угу…
– Это автор?
– Угу…
– Извините, что так поздно вас беспокою, но это дело неотложной важности. Я пытался дозвониться вам раньше, но все как-то не выходило, точнее, я думал, что все обойдется, однако…
– Что случилось?!
– Речь о вашем романе…
– И что с ним?
– Видите ли, он совершенно вышел из-под контроля! Мне нужно встретиться с вами! Срочно!
– Хорошо, встретимся завтра…
– В том-то и дело, что тянуть больше нельзя…
– Ладно, в кафе на углу Малоямской через час.
– Жду вас. Договорились. Огромное спасибо!
Писатель встал с кровати нехотя. Читательница тоже не желала его отпускать. Разбуженные несвоевременным звонком, они пребывали в коме молчания и неподвижности зомби. Она очнулась первой.
– Тебе обязательно сейчас уходить?
– К сожалению, да.
– Это все из-за него – твоего романа?
– Судя по всему, да. Я знал, что рано или поздно это случится.
– Я тоже знала, что счастье – это не навсегда.
– Я скоро буду…
– А я буду тебя ждать, даже если это будет нескоро.
Она знала, что он не вернется. Подобно дикому зверю, он всегда смотрел в сторону леса, а по ночам выл на луну. Каким бы сладостным и уютным ни было бы это теплое место подле читательницы, хладнокровный инстинкт писателя, жаждущий свободы и одиночества, все еще довлел над ним. Но самым главным аргументом был на самом деле роман, который должен быть поставлен на свое место, и ради этого автор готов был поступиться всем и вся.
Теперь, когда она смотрела на него глазами, полными бушующей океанской пены и соленой воды, а он, не замечая, продолжал одеваться, претворяясь безмятежной пустыней и иссушающим эмоции ветром, все выглядело именно так, как оно должно было однажды случиться, как бы больно и печально это ни выглядело теперь. Они молчаливо отдались на поруки несущему их теперь уже по разные стороны течению жизни, и их взгляды были наполнены той странной томительной надеждой случайных попутчиков противоположно разъезжающихся поездов, что, может быть, когда-нибудь они и встретятся снова, но на этот раз их поезд будет идти в одном направлении, а они окажутся друг против друга. Сейчас уже порознь. Возможно, завтра. Но сегодня уже никогда.
Точно пробудившись от сказочного сна летаргии, писатель смотрел на изменившую ему, уже изменившуюся реальность, выходя из квартиры, спускаясь по лестнице на улицу, выходя во двор, осознавая наконец, как все это незнакомо в свете отрезвляющей действительности. Все это выглядело еще вчера таким романтичным, героическим и поэтическим эпосом времен античности. И теперь – таким безвозвратно разбитым в смысле содержимого, как розовые очки, и безнадежно потерянным в смысле прозаичности форм окружавшего его отныне мира.