Будде чего-то хочется?!
Страсти давно похерены,
Но не об этом песенка:
Яблоко было – зелено,
Будде не дали лесенку.
Будда стоял растерянно.
Будда тянул кота за хвост.
Лезть мудрецу на дерево —
Вроде бы не по статусу.
Вышло светило яркое —
Выжгло сады по осени:
Спелые чудо-яблони
Сами плоды и сбросили.
Будду при виде яблока
Радость постигла дикая…
Вдруг червячок из ядрышка
Йогу сказал: «Иди-ка ты!
Мне и без будд здесь нравится.
Гажу я здесь и юркаю!» —
В общем, согласно правилам:
Будда – не пара Ньютону.

Время

Памяти Иосифа Бродского

Ты приедешь ко мне – я не брошусь с порога встречать:
Как тогда, полупьяным, – с блевотой и счастьем в обнимку.
Я теперь выхожу не в кабак, не на площадь, – а в чат.
Аватар, согласись, не украсишь рентгеновским снимком.
И пишу я теперь (даже стыдно!), как глупый кадет
В эмиграции, – приторный, пафосный вальс в стиле ретро.
А по улицам ходят молекулы в виде людей.
Ганс читает спецкурс по фрейдизму.
А бедная Грета
Доедает в «Макдональдсе» свой двухэтажный хот-дог,
Опуская глаза перед взглядом бездомной собаки.
Ты приедешь все тот же —
Высокий. Усталый. Худой.
В очень модной подаренной мной (или кем-то) рубахе.
Было время, ты помнишь, чужих я боялся вещей?
Я снимал их с тебя, как с Маруси казак – коромысло.
Но сейчас, кто что носит, поверь, не несет вообще
Никакого – ни личного, ни социального – смысла.
Ты приедешь в мой дом – он покажется страшно чужим.
У него по весне отрастут стометровые башни,
И на каждой из них будет маленький призрачный джинн
Выпускать из бутылки смешные мечты о вчерашнем.
Ты, конечно, захочешь узнать, что случилось в конце:
Где хозяин?
Где старая кухня с прокуренным газом?
Но в ответ только хрипло затявкает, дергая цепь,
Внук той сучки, что стала котлетой для девочки Ганса.

Попытка Сэлинджера

Наташе Антоновой

Выйди, Сестренка.
Прятаться – больше негде:
Светит, как солнце, твой пацифистский нимб.
Наши мужья – Поэты – тусят на небе.
Мы – непонятным раком – сидим под ним.
Дай закурить.
Забей сигарету праной.
Верю в Тебя,
Как дети – в советский фильм.
Видишь, как щедро хлещет нектар из крана? —
Только не вздумай ставить проклятый фильтр.
В каждом прохожем —
Прячутся херувимы.
В каждом дерьме —
Вместилище чистоты.
Мы беззащитны так, что неуязвимы:
Нам непонятно, кто изобрел щиты.
Это, конечно, глупо —
Дышать эфиром.
Всей внутривенной пропастью – падать в рожь.
Кто-то Большой на жизнь не поставил фильтра:
Так и кури, Сестренка, —
Авось, умрешь.

Синдром фатальной обреченности

Анна Юннис. г. Санкт-Петербург


От автора:

Детство я провела на Северном Кавказе (в одном из тех городков, где Печорин наделал много шуму), позже переехала в Петербург и обвенчалась с его колоннадами, крышами и каналами на долгие пятнадцать лет.

Окончила факультет политологии СПбГУ, затем вступила в ряды членов-корреспондентов АРСИИ им. Г.Р. Державина. Сейчас изучаю психоанализ, отчего пришлось изменить ставшему родным Питеру с господином Фрейдом и углубиться в тайны человеческой души.

Собираю фигурки сов и Пьеро. Пою, когда хорошо. Рисую, когда еще лучше. Пишу. Всегда. И порой обрабатываю материал до года. Разгильдяйка, но совестливая. Перманентно влюбленная. Апологет чистоты поэтической крови похлеще семейства Малфоев. Про влюбленную я пошутила.

В 2007 году вышла моя первая книга «Эстафета», после родилась и вторая «По ту сторону тумана». Если говорить о стихах, как о детях, то я, пожалуй, многодетная мать (правда, не в меру строгая); а если все-таки возвести их в ранг продуктов сублимации… Нет, совершенно не хочется связывать свободный акт творения по рукам и ногам, предоставляя науке право о нем судить. Эта привилегия все-таки остается за читателем.