– С кафедры попрут? – нахмурился Радзинский. – Ну, ничего – как-нибудь проживу…

Николай вздохнул сочувственно.

– Есть в Москве пара храмов, где у Вас не спросят паспорт… – осторожно сообщил он. – Антиохийское подворье, например. Они не подчиняются Московской патриархии…

– Здорово, – оживился Радзинский. – Я готов, хоть сейчас!..

Николай залился звонким смехом. Он глядел на своего нового друга почти с нежностью.

– Какой Вы решительный… – он с улыбкой покачал головой.

– Так что? – настойчиво переспросил Радзинский, тряхнув своей львиной гривой. В этот момент он на редкость живо напоминал царя зверей – янтарные глаза горят жёлтым пламенем, мышцы сильного, гибкого тела напряжены и подтянуты, как перед прыжком.

– А ещё можно дома креститься, – неуверенно добавил зачем-то Николай, заворожено уставившись на горящего решимостью Радзинского.

– Тоже вариант. Но лучше в храме.

– К Крещению нужно готовиться, – серьёзно предупредил Аверин.

– Не вопрос, – упрямо мотнул головой Радзинский, не спуская с аспиранта глаз.

Тот вздохнул, отложил книгу и облокотился на журнальный столик, подперев подбородок сплетёнными в замок пальцами.

– А что Вам Эльгиз говорил? – полюбопытствовал он. – Из фундаментальных истин…

Упоминание коварного кавказца подействовало на Радзинского, как красная тряпка на быка.

– Дался тебе этот Эльгиз! – в сердцах воскликнул он, озадачив своей страстной реакцией аспиранта. – Элик почище меня манипулятор будет, – недовольно пробормотал он, с досадой сжимая в зубах сигарету и старательно отводя взгляд. – Он, как сирена… Знал бы ты, как он стихи читает – заслушаешься! Вот я неплохо знаю язык – я сейчас фарси имею в виду – а он им живёт, он его чувствует. Мне никогда до такой степени в эти тексты не вжиться…

Мрачный, как грозовая туча, Радзинский, окружённый клубами сизого дыма, мог бы сойти сейчас за самого громовержца – ещё бы бороду, да волосы подлиннее… Аверин потряс головой, прогоняя это видение.

– А что за стихи? – осторожно поинтересовался он.

– Он особенно Низами любит. Пара его комментариев – и всё с ног на голову переворачивается! Сам читаешь – видишь одно, он читает – как будто тайный узор проявляется. И оказывается, что такие мистические глубины в тексте скрыты!.. – Радзинский сам не заметил, как в голосе его прорезалось вдохновение. – Элик, вообще, как волшебник – самые простые события в его изложении превращаются в мистерию. Он как будто показывает тебе изнанку мира – вот оно, как на самом деле, посмотри… А ещё он меня подкупил тем, как он о Боге говорил. Изо всех тех, кто встречался до сих пор на моём пути, никто не рассуждал о Нём, как о живом – какие-то унылые абсолюты… А Эльгиз говорил с такой страстью, с такой нежностью… Я теперь думаю, что те самозваные учителя, которые мне до Эльгиза попадались, никогда Его и не знали…

– Опыт может быть ложным, – кивнул Аверин. – Но, по большей части, они просто на своём уровне… Извините, я Вас перебил…

– Не извиняйся без дела, студент, – усмехнулся Радзинский. – Я уже понял, что ты хорошо воспитан.

– Аспирант, – мягко поправил Аверин.

– Неважно. Так вот. Тот Бог, которого я узнал из Евангелия – это мой Бог. Понимаешь?

– Понимаю.

– Ещё мы говорили о Пути. – Радзинский помолчал немного, мысленно переживая свои встречи с «Наставником» снова. – Я так благодарен ему – за всё. Но… я вот только смотрю на тебя, и мне хочется идти с тобой туда, куда ты идёшь – даже не зная толком, чем конкретно ты занимаешься. А с Эльгизом мне просто интересно… Хамское заявление – да? – усмехнулся он, с иронией взглядывая на аспиранта, но тот рассеянно смотрел перед собой и непонятно было, слышал ли он вообще, что ему рассказывают. – Ко-о-ля… – насмешливо протянул Радзинский.