Книга монстров Энни Мо, Даниэль Брэйн

1. I. Предложение, от которого я не могу отказаться. Глава первая

Это была наша первая встреча за полгода. В тупике, почти в самом конце квартала Эрмет, Льюис все-таки заставил меня остановиться ровно под плюющимся огнем факелом.

— Увидят же, — перепуганно сказала я, хватая его за рукав.

Совсем рядом топтались вездесущие стражники, и попасть в их руки, едва вернувшись в город, мне не хотелось.

Льюис только озорно улыбнулся и тряхнул головой, будто прогоняя наваждение. Я, не удержавшись, легко пихнула его в бок, все же сместившись в тень, клубившуюся в углу тупика.

— Ты словно кот, который сметаны наелся, — улыбнулась я в ответ, потому что хмуриться, когда он так непосредственно радовался, было почти невозможно.

— И не сметаны вовсе, — фыркнул он. — А вот.

На свет показалось запечатанное горлышко бутылки старого вина. Настолько старого, что я была уверена: все Самуэлевы выкормыши, жившие в общине до меня, на него облизывались. Я тоже облизывалась, но только ради того, чтобы позлить Самуэля — он невероятно дорожил этим вином и повторял, что оно — на очень особый случай.

А этот оболтус его украл.

— Нужно его вернуть… — начала было я, но Льюис и слушать ничего не желал.

— Вижу по твоей мордашке, думаешь, я его стащил? Нет-нет, клянусь, Самуэль сам мне его дал и даже просил вернуть тебя домой хотя бы не слишком пьяную. А чтобы ты больше не сомневалась, а я тебя знаю, малышка, вот тебе официальное разрешение.

Он вытащил из кармана клочок бумаги, на котором почерком Самуэля было выведено:

«Сим позволяю обоим напиться этим вином. С любовью, С».

Я наморщила лоб, не зная, стоит ли верить записке. Подделать почерк не так уж сложно, всего-то обратиться к Обри, частенько корпевшему над документами для общины. Он был виртуозом во всем, что касалось фальшивок, и за плату готов был подделать хоть печать герцога.

Но все же не в правилах Льюиса совершать такие глупые поступки. Он был совсем молодым, хотя точных лет я не знала. У нас не принято было называть возраст и настоящие имена. И тем не менее воровать у главы общины — проступок непростительный.

— С чего бы такая щедрость? — улыбнулась я, предпочтя слепо поверить в наличие у Льюиса здравого смысла.

— Повод! — поправил он меня. — Послушай, Дайан, все, что я тебе скажу, очень важно.

Он даже немного посерьезнел, но я все равно не до конца понимала, что хочет от меня мой друг и какую долю шутки мне предстоит услышать. Льюис был славным и добрым — насколько это возможно в таком месте, как Фристада, он любил помогать и частенько делал это бесплатно, он ухаживал за мной, когда я была ранена или болела. Он добровольно навещал состарившихся членов общины, скрашивая их досуг. Но все равно он был немного странным. Никогда нельзя было предсказать, к чему он ведет, каково его настроение и что ему от тебя нужно. Льюис был способен шутя рассказать, что началась война. Или долго и искренне переживать о смерти неизвестной женщины на Козлиных болотах. Порой он пугал, держа в руках кинжал и улыбаясь широкой и доброй улыбкой.

В кого он вонзит кинжал — в тебя или булку свежевыпеченного хлеба — подсказывало только чутье.

Именно поэтому Самуэль его так ценил.

— Слушаю. Только предупреди сразу, о плохом будем говорить или о хорошем. И почему здесь, скажи на милость?

— Ну конечно, о хорошем! Так, все. — Он вздохнул, непринужденно облокотившись о пышущую жаром каменную стену. — Я знаю тебя уже больше пяти лет, Дайан…

Он прервался, будто не веря собственным словам, и внимательно меня оглядел.

— Выходи за меня замуж.

От неожиданности я поперхнулась воздухом, закашлялась, отчего на глазах проступили слезы, а потом, размахивая у себя перед лицом руками, уточнила:

— Послушай, в последнее время шутки у тебя не выходят. Я не очень поняла, в чем соль.

Он на миг насупился, а потом рассмеялся и обнял меня огромными, сильными руками.

Это была еще одна странность Льюиса — он мог казаться тонким, изящным и даже красивым: приодеть, и можно вести его ко двору герцога, от девиц отбоя не будет. Но только он приближался, как на лице его проступали обветренная кожа, сухие губы, небольшие синяки под глазами, а сам он казался просто огромным. И где-то глубоко во взгляде, среди беззаботности и доброты, проявлялось что-то еще. Я не знала — что, и никто не знал, разве, может, Самуэль, но Самуэль, как мне всегда казалось, жил вечно и знал не меньше Перевернутых богов...

— Ты права, малышка, чувство юмора покидает меня с возрастом, но не красота. Обещаю, через двадцать лет я буду все так же хорош.

— Ты меня успокоил, — ответила я, обрадованная, что дурацкие шутки закончились. — Теперь я могу любить тебя вечно. А теперь давай уйдем отсюда, мы стоим под сводами форта Флинт, а он кишит Аскетами. Не помню, чтобы они питали к нам особую любовь.

— Мы свободные люди Фристады, так стоит ли переживать за этих несчастных, — улыбнулся он. — Дай им спокойно молиться в своих кельях.

— Мы на их территории, Лью, — умоляюще напомнила я. — Может так выйти, что скоро придется молиться нам. Идем же!

Он наконец выпустил меня из своих медвежьих объятий, не переставая улыбаться.

— Ну конечно, уйдем, но ты мне не ответила.

Я замерла на полуслове, глядя на него. Ничего не поменялось — ни грамма серьезности, только улыбка, сияющие глаза и расслабленная поза. А в кармане — бутылка старейшего вина.

— Так… ты не шутил, — выдавила я, растягивая губы.

— Разумеется, нет, Дайан, у меня же есть вино! — Этот аргумент показался ему довольно убедительным, а я окончательно пала духом.

Предложение — это серьезный шаг даже для чудаковатого Льюиса, а он отнюдь не был недальновидным дураком. А я… я вынуждена была отказать. Не потому, что он мне не нравился — Льюис нравился всем, и не потому, что я не доверяла ему, опять же, все, кто знал его достаточно, не имели сомнений.

Я не хотела замуж, это раз. Никогда не хотела — слишком многое теряли женщины моего и без того почти бесправного круга: нельзя выходить на улицы города без присмотра, нельзя самой решать судьбу своих детей, нельзя даже иметь собственное мнение… чтобы возразить мужу в самой мелочи, нужно было иметь приданое от отца — откупиться от невыгодного решения, а чтобы не согласиться по воле мужа покинуть его и уйти к Двенадцати плачущим сестрам — статус, который позволил бы с колыбели разговаривать с герцогом. Все, что могла мне дать моя настоящая семья, только клеймо неприкасаемой. Все, что мог дать мне Самуэль, он дал: кров и свою защиту. Он дал мне возможность быть членом общины, а значит — свободным гражданином свободного города.

Было еще и два. На моей руке уже был вытатуирован тонкий обод брачного браслета, который я тщательно скрывала под длинными рукавами и высокими перчатками.

— Но я же не человек, — возразила я, и это был, бесспорно, весомый довод.

— Ну и что, — легко отозвался Льюис. — Знаешь, мне никто не нужен, кроме тебя. 

Судя по его лицу, это действительно было так. Льюис одиночка, и если он так говорил, да еще с таким проникновенным выражением, впускать к себе в каморку он был настроен только меня одну.

— Послушай, — собираясь с духом, медленно сказала я. — У меня есть кое-что, я никогда тебе этого не говорила, я даже думать об этом не хочу. Я даже Самуэлю… даже Самуэлю сказала не сразу. Я прошу, чтобы ты молчал о том, что услышишь, и… Прости, я не могу выйти за тебя. Я уже замужем.

Медленно подняв рукав, я продемонстрировала помрачневшему Льюису татуировку с именем, которое я была не в силах стереть со своего запястья.

— И мы не будем никогда об этом говорить, хорошо? И даже вспоминать. Это…

Он нервно натянул мой рукав обратно и снова улыбнулся, только теперь по-другому — мрачно и… сочувствующе.

— Я не хотел задевать твои чувства, — торжественно сказал Льюис, по-видимому, слегка сконфуженный.

— Ну, я то…

Но тут я учуяла близкий, чужой запах. Обстановка под стенами форта Флинт изменилась, и я повернула голову.

В отсветах факелов на стене было отчетливо видно, как к нам медленно приближался человек. Длинный тяжелый плащ скрывал его фигуру и скрадывал движения, и невозможно было определить даже его пол. Но по мере того, как он подходил ближе, я готова была спорить с кем угодно, что это был мужчина — настолько уж характерной была его походка. А когда ветер принес едва уловимый запах пыли и бумаги, мне многое стало ясно. И вместе с тем крайне любопытно.

— Кто это? — тихо удивился Льюис, и в его серых глазах мелькнул интерес.

— Тш-ш, — я приложила палец к губам и улыбнулась. — К нам пожаловала Тень.

2. Глава вторая

Просто так встретить Теней на улицах Фристады представлялось едва ли возможным. Рассердить сориана, я полагаю, и то было бы проще, а лично я о подобном еще не слышала: более флегматичных животных вряд ли можно было сыскать.

Ни одного пресвитера или брата, или даже послушника Ордена Теней, праздно прогуливающихся по Фристаде средь бела дня, никто не видел. Тени появлялись на улицах лишь в темное время суток. Может, вместе с членством в Ордене человек приобретал аллергию на солнечный свет, или же Тени блюли репутацию таинственных затворников. Но эти прятки и были той причиной, по которой большинство обывателей даже не догадывались о существовании Ордена. Но если закрыть глаза на их порядком надоевшую загадочность, Тени во все времена были очень полезны свободной Фристаде.