– Алло.

– Инспектор Маклин? Это Джо Далглиш.

Маклин выругался сквозь зубы. Мерзавка завела себе новый номер. Телефоны большинства самых надоедливых репортеров были записаны в памяти мобильника Маклина, как раз для того, чтобы не отвечать на их звонки. Далглиш возглавляла список. Он собирался дать отбой, но не успел – журналистка продолжила:

– Тело в Глэдхаусе. Молодая женщина. Почерк убийцы напоминает о вашем старом знакомом, Дональде Андерсоне.

– До свиданья, миссис Далглиш. – Маклин опустил руку с телефоном и занес палец над кнопкой отбоя.

Жестяной голосок в трубке чуть слышно продолжал:

– Ее зовут Одри…

Маклин не расслышал остаток фразы, лихорадочно вздергивая трубку обратно к уху:

– Что вы сказали?

– А, я как раз надеялась, что вас это заинтересует. Она ведь до сих пор у вас значится как «неопознанная жертва женского пола», не так ли?

– Откуда вам, черт вас возьми, известно имя жертвы? Вы ведь даже не видели тела.

– В некотором смысле – видела. Ваш юный коллега, констебль Макбрайд, разослал компьютерный портрет во все газеты полчаса тому назад. Редактор переслал его мне на телефон. По счастью, я не поленилась на него взглянуть.

– По счастью? – Сам Маклин подобрал бы другое определение. – Ну и кто она такая? Откуда вы ее знаете?

– Не торопитесь, инспектор. Вы же играли в детстве в эту игру? Девочки кое-что показывают мальчикам, мальчики взамен кое-что показывают девочкам. Я хочу уточнить, что мне причитается за информацию?

Маклин непроизвольно вздрогнул. У него никогда не возникало ни малейшего желания видеть «кое-что» и вообще что бы то ни было у Джоан Далглиш, если оно не скрыто под старым плащом.

– Миссис Далглиш, вы хотите, чтобы я напомнил вам, что речь идет о расследовании убийства?

– Прошу вас, зовите меня Джо. И я просто пошутила. Эта девушка – бродяжка, без определенного места жительства. Поэтому ее никто и не объявлял в розыск. Во всяком случае – здесь, в Эдинбурге.

Маклин вызвал в памяти картину тела в воде, потом – вскрытия, где он только что присутствовал. Девушка безусловно была худой, но не истощенной. И вполне здоровой, как сообщил Энгус. Если, конечно, не считать отсутствия крови. И жизни.

– Вы уверены? – переспросил он. – Я только что со вскрытия, никаких признаков наркомании не было обнаружено.

– И не должно было. Если Одри что и позволяла себе по этой части, то лишь затяжку-другую. Она не от тяжелой жизни попала на улицу, напротив, это был ее осознанный выбор. Одри мне говорила, что когда-нибудь напишет об этом книгу.

– Говорила вам? Когда вы в последний раз ее видели?

– С неделю назад. Во вторник должны были снова встретиться, но она не пришла.

– И вы не стали объявлять ее в розыск?

– С какого перепугу? – рассмеялась Далглиш. – Если каждый раз, когда мой источник не явится на встречу, я буду звонить в полицию, вам работать станет некогда.

Маклин обнаружил, что давно стоит на месте.

– Слушайте, а по какому поводу вы вообще встречались с этой Одри?..

– Карпентер. Ее звали Одри Карпентер. Я собиралась писать о ней очерк для воскресного приложения. Думаю, что еще напишу, хотя, конечно, теперь под другим углом зрения. Можно будет побольше рассказать о ее прошлом. Видите ли, Карпентер – это не ее настоящая фамилия. Так звали ее мать. Одри поменяла фамилию, чтобы скрыться от папаши.

– Это может представлять интерес для расследования? – Маклин неловко попытался вытащить блокнот, уронил его в водосточную канаву и только тогда понял, что все равно вряд ли смог бы что-либо записать.

– Такое имя – Джим Макдугал – вам о чем-нибудь говорит?

– «Бритва» Макдугал?