Глянув на часы, Гладышев хотел было поблагодарить Ермилова за гостеприимство, однако взгляда хватило, чтобы понять – не все сказано, не все услышано.

– Думаю, следствию будет полезно знать, что Басман, кроме того, что слыл искусным мастером, был еще и превосходным стрелком, – произнес Егор Ефимович, явно настроенный продолжать удивлять гостя.

– Стрелком?

Мысль о дороге, о поездке в Чернецкое испарилось быстрее, чем Гладышев смог понять, что означали слова Ермилова.

– Да. Иван владел арбалетом так же, как победитель Уимблдонского турнира владеет ракеткой. Мог десять раз подряд выстрелить в цель с расстояния сорока метров и ни разу не промахнуться. А то и того лучше, стреляя навскидку, цель поражал с первого выстрела. Помню, однажды зашел спор, сможет Басман попасть в мишень с расстояния пятнадцати метров на звук и в темноте. И что ты думаешь? Трижды стрелял – трижды в «яблочко».

– Прямо-таки в «яблочко?» – не смог удержаться, чтобы не выразить сомнений, Антон.

– Не веришь?

Выйдя из-за стола, Ермилов направился к книжному шкафу, достав похожий на амбарную книгу фотоальбом, вернулся на место.

На предложенных вниманию Гладышева снимках были засняты группа людей, машины, лес, щиты с мишенями. Последних Антон насчитал пять. В каждой торчало по стреле.

Выбрав несколько снимков, Ермилов разложил их перед Гладышевым.

– Здесь все наши. Это мишени. Это стрелы. Это я с арбалетом. Это Басман целится. Это…

– Басманов? Где?

Перехватив руку хозяина дома, Гладышев взял в руки альбом и углубился в изучение фотографий. Лицо стрелка можно было разглядеть наполовину, зато был виден арбалет.

– Сколько вам тогда было лет? – откладывая в сторону снимок, спросил капитан.

– Мне 63. Басману 61. Мы ведь почти ровесники, отсюда и общие интересы, и понимание жизни.

– А воспитание?

– Воспитание разное. Он – выходец из интеллигенции, я – из рабочих-крестьян.

– Об этом вам сам Басманов рассказывал?

– Нет. Родители, происхождение, семья – темы запретные, поэтому особо никто не интересовался. Общались, развлекались. По душам не исповедовались, в этом Басманов – скала. От вопросов уходил, не напрягаясь, а когда цепляли, говорил: «Не люблю распространяться о том, что других должно волновать меньше всего». Все сразу затыкались, переводя разговор на тему, в которой Басман чувствовал себя как рыба в воде.

– Тему арбалетов?

– Не только. Оружие средних веков.

Переворачивая страницы, Гладышев выбрал три фотографии и вопросительно глянул на Ермилова.

– Можно возьму? С возвратом, конечно.

– Можно, – вынимая снимки из альбома, произнес Ермилов. – Вот только помогут ли? Десять лет прошло.

Непонятно почему, но слова «десять лет прошло» засели у Гладышева в голове настолько прочно, что на протяжении всего пути от Ступино до Чернецкого он не мог избавиться от ощущения недосказанности.

Вроде бы, говорил старик непринужденно, в отдельные моменты даже больше, чем желал услышать Антон, но это создавало ощущение преднамеренности. Такое бывает, когда человек в словах преследует цель.

«Зачем Ермилову понадобилось подводить меня к разговору о Басманове? – думал Гладышев. – Написал адрес дома и даже нарисовал план проезда, при этом вид был такой, словно сорвал джек-пот».

Вопросов было много, ответов – ни одного. В обычной ситуации должно было расстроить, в крайнем случае, подпортить настроение. Однако Гладышев не ощущал ни того, ни другого, хотя в глубине души, интерес был. Партия, что разыграл Ермилов, была знакома. Единственное, что удручало – давно не играл в шахматы. Настолько давно, что стал забывать комбинации.

––

Чернецкое предстало огромным утонувшим в зелени пространством. Крыши домов купались в кронах дубов. Неширокая, но невероятно красивая река змейкой протекала вдоль берегов, виляя, то вправо, то влево. Создавалось ощущение, будто сам бог, стоя за мольбертом, придавал этому пейзажу особую красоту.