– Бывший наш водила. В прошлом году на пенсию вышел. Покрутился в городе с неделю. Вернулся. В лодке весла и снасти.

Последующее распоряжение должно было перекрыть бандитам путь к отступлению, что не столько обрадовало Мостового, сколько вселило ощущение безысходности. Все шло по сценарию, но вдруг из-за одного просчета труд десятков людей в тартарары.

Группа захвата прибыла, когда Федор начал разрабатывать план, как быстрее пробраться к дому, где сорок минут сидел в засаде Четвертной. Выскочивший из автобуса полковник погрозил Мостовому кулаком, что в переводе на язык личного общения означало: «Закончится – я вам устрою!»

На объяснение задачи командиру группы захвата ушло две минуты, после чего двенадцать парней в масках и черных, как смоль, комбинезонах ушли в темноту.

– Разрешите, я следом? – Не выдержав нарастающего в душе волнения, обратился к полковнику Мостовой.

– Только после того, как СОБР проведет зачистку, – произнес в ответ тот и тут же, после короткого, как выстрел, взгляда в глаза Федора, добавил. – Пройдет сообщение, тогда и пойдешь.

Сообщение пришло раньше, чем ожидал Федор. Он готов был кинуться к дому, как вдруг… Остановило то, как отреагировал на сообщение полковник. Выслушав доклад, схватился за главную рацию.

– Всем! Всем! Всем! Банда ушла к трассе. На пути у них озеро. Автомобилям ГАИ перекрыть шоссе, досматривать весь транспорт без исключения. Проверять всех подозрительных.

Поняв, что произошло то, чего боялись больше всего, Федор рванулся к ограде. Двое собровцев преградили путь.

– Туда нельзя, – произнес боец с плечами шириной с двухстворчатый шкаф.

– Я капитан МУРа. Там мой друг.

Федор попытался предъявить удостоверение.

– Мы знаем, кто ты и кто твой друг. Но у нас приказ.

У Мостового внутри похолодело.

– Что с Четвертным?

– Убит.

– Убит?

По сердцу резануло с такой силой, что Мостовой с трудом смог сдержать дыхание.

– Нам жаль, капитан, – произнес боец. – Эти суки, прежде чем покинуть дом, затащили друга твоего в сарай…

– Пустите! – Федор попытался прорваться, но ему преградили путь.

– Извини.

Собровцы начали оттеснять Мостового к калитке. В этот момент из темноты шагнул полковник.

– Пропустите.

Четвертной стоял, прижавшись спиной к стене. Тело будто висело в воздухе, плечи опустились, упала на грудь голова.

Перелом в жизни Мостового наступил, когда надо было вздохнуть. Легкие будто сковало. Все вдруг куда-то провалилось, оставив в сознании облик уходящего в темноту Четвертного и фразу: «Не кидаться же мне с пистолетом на автоматы».

Никого ни о чем, не спрашивая, не объясняя, Федор, молча, вышел за ограду, молча, пересек улицу и так же молча, побрел в сторону приткнувшихся к забору «Жигулей». Генка ждал возле машины. Открыв дверцу, дождался, когда капитан займет место на переднем сиденье, после чего, обойдя автомобиль вокруг, сел за руль.

С минуту сидели, каждый думая о своем и только когда впереди замелькали огни разворачивающихся машин, Генка с наполненными слезами глазами спросил:

– Куда поедем, командир?

– Домой, – произнес Федор. – Если можно, до подъезда.

– Да хоть до квартиры. Адрес скажи.

– Адрес?

Взгляд Федора был не столько потерянным, сколько не осознающим происходящее.

– Таганка, Земляной вал, 64. От театра по кругу вправо.

– Знаю, – выворачивая баранку, проговорил Генка, давая понять, что с этой минуты заботу о Мостовом он берет на себя.

––

За пятнадцать лет в памяти должна стереться большая часть того, что, казалось, забыть невозможно: обстоятельства, жесты, слова, за редким исключением действия. Мостовой же помнил все. Как спорили, идти к Мытнику или повременить. Как уговорил Четвертного составить компанию, пообещав после визита к еврею пойти в бильярдную. Потом был подъезд, «Жигули», дворы в Потапово и уходящие в темноту люди в черном с автоматами наперевес.