– Ну, коли сильно, то поедем…

– Деда! – не дал договорить ему внук, и прижался к ноге воина.

– Чего ты? Не кричи, а то вон Бургон на тебя глядит, как на девку. Девкам кричать к лицу, а воинам – нет.

Налагт испуганно отпрянул и уставился на Бургона.

– Не девка я, Бургон, ты не попутай нас, – заговорил он в свое оправдание.

– Комт, дозволь говорить тебе, – раздалось позади них.

– Девок я видел… как кричат они, особливо, когда за ними гонются. Не такой я. Ты не думай чего… – Мальчик, казалось, позабыл обо всем на свете.

В конюшне стояли, помимо них, еще несколько брездов. Двое из них почтительно расступились и склонили головы, зажав их между своими ладонями. Между ними стоял высокий брезд, волосы которого были абсолютно белы.

– Ты снова пришел тревожить мое спокойствие, Эвланд. Не хочу видеть тебя; говорить с тобой не хочу, – отмахнулся устало Комт.

– Я не отступлю, боор, и ты знаешь, что не можешь отослать меня. Всяким здесь можешь повелевать, но не мной. Я буду говорить с тобой, а ты будешь слушать. Боги дали мне право говорить с тобой, когда время придет.

– Оно пришло? – без тени раздражения спросил Комт.

– Да. Теперь не отстану я.

Старый воин зевнул.

– А ну-ка! – Он подхватил внука на руки и посадил на грухха. Бургон с интересом наблюдал полет маленького брезда, от которого пахло молоком и чем-то сладким, а когда тот оказался у него на спине, стал деликатно его обнюхивать. – Не трепыхайся. Он знакомится с тобой. Покуда не фыркнет, ты руки к нему не тяни. Откусит враз.

– А когда фыркнет – можно?

– Да, тогда можно. – Комт отошел от внука и предстал перед беллером. – Где говорить будешь со мной?

– Буду говорить там, где душа твоя открытие всего. Ты хотел быть с Налагтом, так будь с ним.

Комт недоуменно посмотрел на мага. Эвланд взмахнул рукой. Нечто холодное пронеслось по левую руку от боора, лязгнула щеколда, и дверца стойла открылась. Маг издал странный гортанный шипящий звук, и грухх заурчал ему в ответ. Животное вышло из стойла и подошло к боору. С высоты восьми локтей на них взирало восторженное личико Налагта.

Беллер повернулся и пошел прочь из конюшни.

У выхода боора поджидала его личная стража в количестве двадцати топоров, но Комт увидел их спокойно-безмятежные лица и понял, что маг уже околдовал воинов и они не двинутся с места.

В замке, по двору которого они шли, время, будто бы замерло. Комт дивился тому, что даже служанка, наливавшая воду в большую бадью, в которой потом будет стираться белье, замерла, подняв на уровень груди тяжелое деревянное ведро. Вода, выливаясь из него, также замерла.

Комт невольно ухмыльнулся.

– Угадал ли я, боор, что по душе тебе придется? – спросил беллер, не оборачиваясь.

– Угадал, шельма, – хохотнул по-детски Комт, – давно не водил ты меня по Остановью.

– Бургон, посмотри, видишь ли ты во-о-он ту башню? – Налагт продолжал говорить так, как будто ничего необычного не произошло.

– Разве он не заметил, Эвланд? – спросил боор.

– Заметил, но для него это не волшебство. – Беллер начал спускаться по мосту, ведущему на склон горы, уводивший путников по широкому тракту в Брездскую долину. – Я не побоялся показать ему Остановье, потому что дети близки нам, магам. Они верят в чудеса и принимают их безбоязненно. Они дивятся каплям дождя, но безропотно, как обычное, встречают даже самую грозную магию. Ты не знаешь, Комт, но маги – это взрослые дети, овладевшие уменьем повелевать и убивать, вот и вся разница между нами.

– Ты прав, беллер. Не надивлюсь я на него, когда рядом с ним, – согласился боор. – Долгие зимы, что я провел в походах, сделали мои глаза слепыми. Я видел лишь то, что шевелится. Он для меня живое. Иного не видел ничего вокруг себя, пока Могт не принес мне внука. Ты знаешь, Эвланд, он говорит с камнями. Он видит в них жизнь. Он знает птиц, и они о чем-то советуются с ним. Мой топор и меч – даже и они поведали ему за день более, чем мне за все те зимы, что провели на моем поясе. Это волшебство, беллер. Это магия!