На том подготовку полосы и закончили. Им предстояло ещё много другой работы с обустройством. Надо построить добротное жильё, чтоб было где отдохнуть, укрыться от непогоды, сложить продукты, снаряжение. Особой роскоши не надо, а хорошее зимовьё будет в самый раз. Место выбрали в густом сосняке, чтобы меньше бросалось в глаза.

Работа предстояло серьёзная. На месте лес рубить нельзя, придётся уйти вверх по ручью километров на десять, там валить сосны, пилить на мерные брёвна и сплавлять вниз. Плотина их задержит. Тут выловить, перетаскать под сосны и ставить сруб. Всё остальное – оконные рамы, двери, кирпич, рубероид, цемент, даже глину придётся забрасывать самолётом.

Они поднялись по ручью, выбрали место, где сосны близко подступали к берегу, разбили лагерь и принялись валить лес. Больше двух, трёх сосен по соседству не пилили, опять же чтоб не засекли с воздуха. Очень пригодилась предусмотрительно захваченная бензопила.

Дело спорилось. Они пилили сосну, сразу кряжевали её, расхватывали на мерные брёвна, кроны, сучья оттаскивали в стороны, готовый кругляк несли к ручью.

Братья работали с утра до ночи, но время поджимало. Они явно не успевали сплавить лес, тем более поставить сруб. Отпуск кончался. А им ещё предстояло наловить рыбы, обеспечить мать и подтвердить наблюдательным соседям своё пребывание на рыбалке.

Лето пролетело как один день. К концу ноября снег плотно укутал тайгу. Братья поставили свой АН на лыжи. Дважды им выпадал рейс из Улыма в Маму без пассажиров, и оба раза они заворачивали на свой прииск.

Оба раза самолёт сажал и поднимал Анкудин. Всё получалось чисто, садились на три точки – на две лыжи и хвостовой лыжонок. Евстафий запоминал маневры брата, мысленно наносил их на бегущую под крылом тайгу, где начинал разворот, где заходил на посадку, с какого места сбрасывал газ, когда выпускал закрылки и переходил на парашютирование.

Они завезли кирпич на печку, оконную раму, рубероид. Третий рейс решили сделать скобяным, загрузить гвозди, петли, скобы, печную дверку, плиту, колосники. Груз получался компактный, но тяжёлый. Анкудин пообещал брату доверить ему в этот раз посадку и взлёт.

Тайга позволяет дожить до глубокой старости и спокойно отойти в мир иной только своим любимым детям – деревьям. Говорят, до семисот лет живут величавые кедры, до трёхсот – медно-ствольные сосны, до двухсот – невзрачные лиственницы с нежно-розовой и крепкой как железо древесиной. Если её пилят над водой, то опилки тонут и мерцают живым светом с тёмной глубины.

Долго живёт кедровый стланик. Когда-то он, наверное, был настоящим кедром. Однажды ветер забросил или птица кедровка принесла шишку на каменистый склон. Слабый росток, проросший на скудной почве, был изломан свирепым ветром, прижат к холодным камням. Так и вырос немощным, хилым, дал крохотное семя, из которого вырастали чахлые ростки, опять сломанные ветром и прокалённые на открытом склоне жгучим морозом.

За тысячелетнюю эволюцию сформировался кедровый стланик. Не дерево, не куст, а нечто похожее на виноградную лозу, ползущую по холодным камням гористых сопок. Но как настоящий родит шишки с кулачок пятилетнего ребёнка, а в них орешки с подсолнечное семя.

Кедровый стланик переплетается стволами, ветвями и образует упругие заросли, через которые нет ходу ни человеку, ни зверю. Крепкие и упругие, словно пружинная сталь, стволы могут раздвинуться, пропустить ногу под тяжестью грузного тела, потом сомкнуться капканом и никакими силами не разомкнёшь захват. Живёт стланик долго и умирает естественной смертью. От старости засохнет, годы будет гнить, осыпаться трухой, пока не ляжет благодатной почвой для своих собратьев.