– Несколько дней назад мне доложили, что в деревне Тирафана собираются вооруженные люди, самаряне. Я отправил туда несколько отрядов всадников и пехоту, завязалась битва. Погибло несколько легионеров, зачинщики мятежа были казнены.

– Это все? – спросила Клавдия, чувствуя, что казнь мятежников и смерть нескольких легионеров не могли сильно встревожить Гая.

– Самаряне отправили в Антиохию к Вителлию делегацию.

– Чем это закончится?

– Я думаю, мне надо встретиться с Вителлием.

– Ты едешь в Сирию?

– Нет, Луций Вителлий с двумя легионами направляется в Петру к набатейскому царю Арету. С дня на день он будет в Кесарии, – Гай сжал ее руку.

– Все обойдется, – пыталась успокоить мужа Клавдия.

Он грустно улыбнулся в ответ, поцеловал ее и вышел из триклиния.

Вот что так беспокоило мужа – встреча с Вителлием, который мог отстранить Пилата от должности и отправить в Италию. Клавдия не знала, как помочь мужу. Она могла только молиться. Впервые она молилась не римским и греческим богам, а обращалась к Единому Богу, к его воплощению Йесу. У нее не было ни алтаря, ни статуи того, кому она молилась. Поэтому она просто опустилась на колени в своей спальне, повернувшись на восток. Закрыла глаза и представила мужчину с добрыми глазами цвета меда.

– О, Йесу! Услышь меня и выслушай. Наверное, мы с Гаем в прошлых жизнях не очень грешили, коль родились в достатке, не бедствуем и не болеем. Спаси нас от гнева Тиберия. Я не знаю, какие жертвы ты принимаешь. Верю, что не нужна тебе кровь ни человека, ни животного, ни птицы. Я сплету тебе венок из лучших цветов нашего сада и брошу в море.

Этой ночью ей спалось как никогда спокойно. Ей снилось море, спокойное, размеренно покачивающееся, окрашенное заходящим солнцем. И тихий шепот волн, и лучи заходящего солнца – все это было так красиво и гармонично, что хотелось плакать. Сквозь слезы Клавдия увидела идущего ей навстречу по воде Мужчину с янтарными глазами, на его голове был венок, ее венок.


В день прибытия наместника Сирии Понтий проснулся очень рано, отказался от завтрака, попросил приготовить лекарство от головной боли. Нельзя было предсказать, чем закончится визит Вителлия. В лучшем случае – отставка и жизнь на вилле в Кампании, в худшем – объяснение с Тиберием, исход которого мог быть трагичным. Впрочем, император был доволен префектом Иудеи, иначе Понтий не продержался бы на этой должности вот уже десять лет. Поддерживать здесь порядок и выбивать налоги было очень непросто.

Клавдия же с самого раннего утра была занята приготовлениями ужина, которые помогли ей отвлечься от тревожных мыслей.


– Понтий, твоя жена – красавица, – вместо приветствия произнес Луций Вителлий. – К сожалению, моя жена Секстилия не смогла приехать вместе со мной, но она шлет тебе, прекрасная Клавдия, свои приветствия и пожелания.

– Передай ей при встрече мою благодарность и мои пожелания доброго здоровья и долголетия. Надеюсь, мы с ней когда-нибудь встретимся и познакомимся.

– Непременно, Клавдия. Когда будете в Риме, навестите мою жену, она будет очень рада с вами познакомиться, – ответил Вителлий и как-то странно улыбнулся.

– Прости, что вынудили тебя ждать, но дела империи заставили нас с твоим мужем опоздать к ужину.

– Не стоит извиняться, проконсул. Я понимаю важность государственных дел.

Больше за ужином никаких разговоров о делах не велось. Вителлий восхищался Кесарией, потом мужчины говорили о вине. Клавдию просили продекламировать что-нибудь наизусть из Горация или Вергилия. Она выбрала «Энеиду» Вергилия, отрывок, прославляющий императора Августа.

Ужин закончился рано, так как утром Вителлий отправлялся в Иерусалим, а оттуда в Набатею.