Посмотрев вниз, он увидел на полу своей палатки выцарапанные символы – точно такие же, как на стенах пирамиды. Символы, значения которых он не понимал, но которые вызывали необъяснимый, первобытный страх.

Рассвет наступил внезапно, как будто ночь не желала уступать свои права и сопротивлялась до последнего, но была вынуждена отступить перед неумолимым светом местного солнца – тусклой красной звезды, чьи лучи едва пробивались сквозь плотную атмосферу Кархона-4, окрашивая всё вокруг в цвет запекшейся крови.

Бригада рабочих, нанятых для тяжелой физической работы, уже приступила к вскрытию запечатанного входа в северной стене пирамиды. Мощные лазерные резаки с трудом проникали в материал, из которого была сделана гигантская плита, служившая дверью. Каждый раз, когда луч касался поверхности, камень будто сопротивлялся, издавая высокий, почти ультразвуковой вой, от которого у многих начинала идти носом кровь.

"Это невозможно," – бормотал главный инженер, изучая показания приборов. "Этот камень не соответствует ни одному известному материалу в базе данных. Его молекулярная структура… она меняется в ответ на наши попытки разрезать его!"

Эванс молча наблюдал за работой, стараясь не думать о ночном кошмаре и странных символах, появившихся в его палатке. Утренний осмотр руин принес новые загадки – некоторые из ранее задокументированных надписей на стенах изменились, словно кто-то переписал их за ночь. Но никто, кроме Самуэля, казалось, не замечал этих изменений.

После шести часов непрерывной работы раздался глухой звук, напоминающий последний вздох умирающего титана. Массивные двери, остававшиеся запечатанными тысячелетиями, медленно начали открываться – не благодаря усилиям рабочих, а как будто сами по себе, подчиняясь неслышному приказу.

"Прекратить работу!" – скомандовал Эванс, но его голос утонул в грохоте сдвигающихся каменных блоков. Плита толщиной не менее трёх метров отъезжала в сторону с пугающей плавностью, открывая проход в абсолютную, первозданную темноту.

Когда пыль осела, перед исследователями предстала гигантская комната с потолком, уходящим ввысь на десятки метров. Внутреннее пространство было освещено странным, пульсирующим светом, исходящим от бесчисленных символов, покрывавших все поверхности. Эти знаки, похожие на те, что Эванс видел во сне и позже обнаружил выцарапанными на полу своей палатки, сияли болезненно-зеленым светом, создавая ощущение, будто стены дышат.

В самом центре зала, на возвышении из черного камня, стоял алтарь, выполненный с такой тщательностью и мастерством, что казался созданным не руками разумных существ, а силами самой природы. Над алтарем, зависая в воздухе без видимой опоры, парил предмет, своей формой отдаленно напоминающий ключ. Но это был не обычный ключ – его поверхность постоянно менялась, перетекая из одного состояния в другое, как будто предмет не мог определиться со своей окончательной формой в этой реальности.

Самуэль, словно загипнотизированный, шагнул вперед. Он не слышал предостерегающих криков коллег, не замечал, как сенсоры на его комбинезоне тревожно мигают красным, предупреждая о критических изменениях в окружающей среде. Всё его существо было сосредоточено на парящем объекте, который, казалось, звал его по имени – не звуком, но непосредственно в его сознании.

С каждым шагом, приближавшим его к алтарю, пульсация артефакта усиливалась, совпадая с биением его сердца. Это был не просто предмет – это был живой организм, древний разум, заключенный в материальную форму. Эванс чувствовал его присутствие так же отчетливо, как присутствие любого живого существа.