Кардинал поднялся по лестнице, покрытой щебнем и пылью, и вошел в зал, где на установленных строительных лесах художники уже расписывали фресками потолок. Некоторое время он наблюдал за их работой через щели между досками, затем вышел на лоджию и огляделся. Вокруг раскинулись сады в полном весеннем великолепии, перемежаемые серыми развалинами. Цветущие миндальные деревья выделялись на фоне молодой зелени розовыми пятнами; тут и там возвышались стройные и торжественные черные кипарисы. Но Монтальто не смотрел на это глазами художника, его мысли были устремлены на совсем другое. Как многого удалось бы здесь достичь, если только захотеть! Вместо лабиринта переулков в нездоровой низине, которую Тибр затапливал каждый год, он представлял широкие прямые улицы и воздушные дома, новый город на холме, расположенный на высоком, здоровом месте. Однако, здесь не было воды, и гордые ряды арок старых акведуков, проходящих через далекую Кампанью, погружались в руины. Монтальто указал на них рукой.
– Как ты относишься к тому, Доменико, – доверительно обратился он к стоящему рядом мастеру-строителю, – чтобы провести сюда воду, установить фонтаны и разбить сады? Неплохо бы восстановить старые трубы или проложить новые.
– Грандиозный план, Ваше Преосвященство, – ответил Фонтана, – достойный римского императора или великого папы. Но сначала придется уничтожить разбойников, которые делают страну небезопасной.
Монтальто с удивлением взглянул на него. Этот каменщик был близок ему по духу и угадывал его мысли. Он, несомненно, еще совершит великие дела. Но сам кардинал был сейчас бессилен и обречен на бездействие. Его раздражало это несоответствие между желанием и бессилием, а его жизнь уже подходила к концу. Как долго предстоит еще ждать, пока ему, наконец, улыбнется судьба?
На лице Монтальто появилось жесткое, мрачное выражение. Глубокая морщина пролегла на его лбу, а в черных, живых глазах под густыми седыми бровями сверкнула молния.
Фонтана был поражен этой внезапной переменой в выражении его лица; он подумал, что чем-то вызвал недовольство своего заказчика.
– Ваше Преосвященство, – начал он робким тоном, – строительство не продлится долго. Хорошая погода благоприятствует работе, и вилла скоро высохнет. Художники уже делают свое дело, а потом останется только навести порядок.
Черты лица Монтальто снова посветлели так же быстро, как потемнели.
– Я верю тебе, – сказал он дружелюбно, – потому что ты человек слова. Позаботься только, чтобы твои люди были так же усердны в работе, как и ты… А потом переходи к другому проекту; не забудь мою погребальную часовню.
– До этого должно пройти еще немало времени, – льстиво ответил Фонтана. – Ваше Преосвященство совершит много великих дел, прежде чем ему понадобится сие сооружение.
– Ты так думаешь, Доменико? – улыбнулся кардинал. – Если только ты не обманываешь себя. Дни старика сочтены.
– Бог никого не отпускает в мир иной, пока он не исполнит свое земное предназначение, – убедительно возразил Фонтана, – особенно того, кто способен на великие дела.
– Ты льстец, Доменико, – проворчал Монтальто. – пытаться вторгнуться в планы Провидения это всего лишь проявление человеческой гордыни.
Мастер-строитель стоял перед кардиналом со светящимися глазами. Его вера окрыляла его и действовала на него, как свежий источник на жаждущего странника.
– Ну, что же, я не хочу лишать тебя уверенности, – смирился кардинал. – Я также знаю, что может сделать вера. Конечно, моя работа не так заметна, как твоя, которая выполнена в камне. Но как работник в винограднике Господнем я был не менее трудолюбив, чем ты.