– Видел ли ты среди убийц знакомые лица? – спросила донна Камилла. – Ну, говори же! Был ли там рыцарь Палантиери? Или Доменико?

– Мой брат! – вскрикнула служанка.

– Молчи! – прикрикнула на нее Камилла. И обращаясь к Лоренцо, – А может, Марчелло?

– Мама! Этот позор на глазах у всех! – вскрикнула Виттория.

– Я никого не узнал, – пролепетал слуга. – Тлеющий факел… Тьма… Бегство… Я больше не мог ни о чем думать.

Монтальто увидел, что должен вмешаться.

– Камилла, – твердо сказал он, – мы еще не знаем, что произошло. Не суди слишком быстро. Первая боль часто бывает чрезмерной. Давай дождемся результатов расследования. Бог подвергает нас страшным испытаниям, но мы должны оставаться сильными. Давай помолимся Ему, чтобы Он дал нам силы.

Поддерживаемая Марией, бедная мать, пошатываясь, направилась в свою спальню, а Виттория, за которой следовала ее горничная, в ярости исчезла.

Монтальто пошел к своей сестре. С нечеловеческим спокойствием он увещевал ее быть стойкой и терпеливой и в конце концов смог убедить ее прекратить жалобы и обвинения. Затем он послал Сангаллетто со слугой в замок Сант-Анджело, чтобы сообщить об убийстве и поднять на ноги сбирров. В доме воцарилась гнетущая тишина.

Когда на небе первые утренние облака окрасились розовым цветом, в дом на носилках внесли убитого. Сбирры нашли его на том же месте, где он был убит.

Носилки с телом подняли в его покои. Когда с убитого сняли накинутый на него плащ, открылось ужасное зрелище. Выстрелы с близкого расстояния прожгли куртку Франческо, а кинжалы убийц буквально изрешетили его тело. Восковое, обезображенное лицо было испачкано кровью; густые сгустки свернувшейся крови прилипли и к его спутанным кудрям.

Виттория хорошо сыграла свою роль. Она упала на мертвеца, рвала на себе блестящие черные волосы и взывала к небесам о мести. Короче говоря, она сделала все, что должна была сделать любящая женщина. Только после уговоров Монтальто она успокоилась и позволила увести себя.

Донна Камилла и ее клан избегали встречи с Витторией. Только когда она оставила мертвеца, вошла мать, склонилась над ним, рыдая, и поцеловала его бледный, окровавленный лоб. Монтальто опустился рядом с ней на колени и произнес вслух латинские молитвы за умершего. Его лицо тоже было бледным и изможденным, но неподвижным, как будто он больше не чувствовал земной боли.

Семья Монтальто не могла поверить своим глазам, когда через два часа кардинал вышел из дома и, по своему обыкновению, отправился пешком в Ватикан, где в тот день проходила консистория.

Каково же было удивление кардиналов, когда они увидели Монтальто в Sala Ducale; ведь весть об убийстве его племянника уже распространилась, и все предполагали, что он будет избегать участия в публичных актах, по крайней мере, в этот первый день. Но те, кто так судил, не знали Монтальто. Он не только одним из первых появился в зале, но и с поразительным спокойствием принял соболезнования собратьев. Он почти ни с кем из них не был близок, и они в свою очередь не очень-то его жаловали.

Когда все кардиналы собрались и вошел папа, он сразу же обратил свой взор на Монтальто. Как ни велика была его вражда к кардиналу, в тот момент он зарыдал и пообещал быстрое и суровое правосудие. Монтальто тоже на мгновение потерял самообладание, и глаза его переполнились слезами. Но, устыдившись этого и не желая показаться слабым перед своим врагом, он быстро взял себя в руки и почтительно поблагодарил папу за соболезнования. Затем он быстрыми шагами вернулся на свое место.

Удивление кардиналов возросло еще сильнее, когда во время консистории он поднялся, преклонил колени перед троном Его Святейшества и четко и ясно доложил о делах своего кабинета.