Ариас раскрыл ладони. В руках появилась голограмма. Лицо, похожее на древнюю маску, снова произнесло: «Настало время. Да свершится древнее пророчество. Вместо решения многих придет решение одного. И вместо слез многих прольются слезы одного. Звезды уже ответили. Он уже избран. Он уже встал на этот путь. Прежде чем решить, подумай, кому принадлежит твое решение: тому, кто манипулирует тобой? Твоим мыслям? Твоим чувствам? Или настоящему „Я“, что спрятано у тебя глубоко внутри? Только тогда, когда ты это поймешь, выбор станет по-настоящему свободным и честным».

Непривычно сильное волнение поднялось внутри. «Он уже встал на этот путь». А если путь и есть Игра? Если они с Дэмиалем что-то не учли, упустили? Они всего лишь студенты, все законы и связи им не раскрыты, а их власть пока крайне ограничена…

Рядом бесшумно опустился Дэмиаль:

– Ты перешел на темную сторону? Где твое сияние?

– Дэмиаль… послушай, – Ариас раскрыл ладони.

Голограмма ожила, снова прозвучало пророчество.

– Что это? – Дэмиаль удивленно смотрел на светлого ангела.

– Золотые пластины. Мальчик нашел их, и, боюсь, пророчество относится именно к нему.

– Пластины?! Ничего себе… Дай еще раз послушать.

Ариас снова включил запись. Дэмиаль задумался.

– Ты полагаешь, это связано с Игрой? – спросил он наконец.

– А если так?!

– Не знаю… Нет, только не Игра. Полный бред. Наверное, предсказание касается его дальнейшей судьбы…

После инцидента на экскурсии главной задачей Феди стало поменьше сталкиваться с Олегом. На террасе он больше не появлялся и один уходил в самый конец общего пляжа, где и просиживал целый день, наслаждаясь последними днями отдыха, упиваясь морем и солнцем.

Литвинов загорел как негр. Светлые, еще вдобавок выгоревшие на солнце кудри, в сочетании со смуглой кожей и черными, как уголь, глазами, смотрелись весьма странно и экзотично. Наташа не могла смотреть на сына без улыбки.

Два дня промелькнули незаметно. Вечером, накупавшись до посинения, Федя лежал на шезлонге, рассматривая легкие белесые облака, словно нарисованные гигантской кистью на бесконечно глубоком небе. Юноша с тоской думал о том, что пора уезжать и прекрасная сказка подходит к концу. Он с жадностью вдыхал теплый южный воздух, наполненный пьянящими ароматами сосен, цветов и моря, и в голове невольно включался таймер: «Остались последние десять часов счастья». И скоро будет девять часов, восемь, семь…

– Федя, привет! – радостный голос Рашевской в секунду вывел его из задумчивости. – Ты где пропадаешь? Тебя совсем не видно.

В панике, Литвинов быстро сел, внутри все взорвалось от волнения:

– Привет…

– Что на террасе не появляешься? Там же намного лучше, чем здесь.

– Просто… не знаю… Один хочу побыть, без родителей… – ответил Федя, не зная, куда девать взгляд, который, как магнитом, автоматически притягивало к верхней части бирюзового купальника, едва прикрытого легким парео.

– Хороший отель, правда?

– Да, мне очень здесь понравилось.

– Мы, наверное, в следующем году снова сюда поедем. Папа говорит, что он давно уже так хорошо не отдыхал.

Едва начавшийся разговор прервал чей-то голос:

– Irina![18]

Рашевская обернулась, радостно помахала кому-то рукой. Федя повернул голову. По направлению к ним с Ириной шел красивый, высокий, черноволосый парень лет девятнадцати. Литвинова передернуло. Кровь прилила к голове, в висках застучало. Рашевская же, едва взглянув на Федю, небрежно бросила ему:

– Федя, ты извини… Пока…

– Пока, – мрачно резюмировал юноша.

Ирина быстрым шагом направилась к высокому парню:

– Ben! Hello![19]

Тот трепетно обнял девушку за талию, непростительно нежно поцеловал ее в щеку, взял за руку и утянул за собой по берегу моря.