– Время истекло, леди Честер. Где выход, вы знаете.

– Возьмите… – я набрала воздуха в грудь и резко выпалила: – Берите вместо Олив меня.

– Б-брать? – Эрик Валенвайд поперхнулся. Закашлялся, точно бразильским орехом подавился. На гладкий аристократический лоб легла морщина. Широкие брови взметнулись вверх, озарив кабинет догадкой, губы искривились в усмешке. – Ах… бра-а-ать…

За некоторое время до событий пролога

– Веро́ника Честер!

Распознав в скрипучих, будто пропесоченных звуках свое многострадальное имя, я нервно дернулась. Огляделась по сторонам: нет, желающих занять мое место не было.

Сделав глубокий вдох, я выдвинулась вперед из стайки однокурсниц и понуро опустила голову. За столько лет в Парижской школе изящных колдовских искусств всякий выучит, что мадам Туше предпочитает покорность. Так что следует заранее повесить нос и притвориться тряпичной куколкой для битья – тогда есть шанс, что директриса выберет более мягкое наказание. Может, даже в живых оставит.

Распорядительный зал сверкал потолочным хрусталем, начищенным одним из фирменных заклятий мадам Туше. Своими тайными бытовыми знаниями она делилась лишь с лучшими ученицами. Кружок «одобряемых» юных леди то сужался, то расширялся… Порой из него кого-то бесцеремонно вышвыривали, и даже отличный аттестат не помогал вернуться в любимчики директрисы.

Ровно так случилось и со мной – после приступа в прошлом месяце, когда я умудрилась грохнуться в обморок столь театрально, что случайно порвала жемчужную нить на шее мадам. А потом еще и приземлилась неуклюжей тушей на разбегающиеся перламутровые шарики… Отчего те вспыхнули и почернели, оказавшись вовсе не жемчугом, а искусной магической подделкой.

Вполне предсказуемо, что после неудачного падения я была скинута с «горы любимчиков» в вязкое, грязное болото «бесперспективных бездарей». О чем госпожа директриса не уставала напоминать чередой унизительных допросов и наказаний.

– Я здесь, мадам, – присборив форменную юбку с боков, я присела в реверансе. Столь глубоком, что мой нос грозился проковырять начищенный паркет, в котором отражался блеск хрустальных люстр.

– Вам снова стало дурно. На извлечении, – не вопрос, а суровая констатация факта.

Боги, да… Извлечение. На первом занятии мы вытягивали эссенцию из кристаллической эхеверии. Монотонная работа с каменными цветами меня обычно успокаивала, хоть от нее к концу учебного часа немели пальцы.

Но в этот раз я умудрилась разбить свой кристалл, так и не выудив из него ценный ингредиент. В глазах потемнело, я упала, и испуганная мадемуазель Филли, следуя строгим правилам «Эншантели», тут же сообщила об этом позорном событии директору школы.

Обычный обморок, всякой хрупкой леди простительный… Но со мной слабость стала случаться до обидного часто. И мадам Туше, судя по поджатым тонким губам, это раздражало.

– Мадемуазель Честер, вы не желаете объясниться? – уточнила она сурово, распрямляясь тетивой лука.

Ее идеальная осанка была для учениц примером, а для мадам Туше – поводом для гордости.

– У меня было… – я тряхнула головой, отгоняя подальше желание признаться. – Был приступ паники, мадам. Я испугалась, что не смогу выполнить работу на отлично.

– И потому разбили цветок и порвали портрет? – седая бровь картинно выгнулась.

С портретом легендарной директрисы Буше получилось нехорошо. Перед тем как рухнуть на пол, я скрючилась от кошмарной боли и повисла на золотой раме. Меня будто бы кто-то душил! Я чувствовала, как крупные мужские руки сжимаются на шее, как внутри что-то хрустит, натягивается, пульсирует короткими спазмами…