– Какое-нибудь германское учреждение, – сказал Строк. – Можно у той бабульки спросить, она наверняка знает.

Но спрашивать мы не пошли – еще пожевали и расползлись на кровати. За окнами по небу ползли тучи – нехорошие, уже с явным дождем, сразу со всех сторон. Глазеть на них было скучно, да и вообще почти стемнело.

– Давайте карту посмотрим, – предложил Остров. – Хоть предварительно определим, куда завтра идти.

Мы снова собрались у стола и развернули на нем большую карту района, в котором оказались, – ее нам выдал АСК. Район покрывалом затягивали леса с раскиданными в них редкими деревушками, пересекали кое-где железные дороги и шоссейки.

– Надо бы выбрать какое-нибудь более-менее доступное место, – предложил Валька, – но чтоб с историей… Где, кстати, Леня Голиков погиб?

– В селе Острая Лука, – ответил я, – это далеко.

– Жаль…

– Э, а в гостинице не мы одни живем, – вдруг совершенно не в тему сказал Дэм. Мы подняли на него глаза, и он пояснил: – Во, слушайте. Кто-то музон крутит.

Мы прислушались. Да, правда… Где-то – то ли в коридоре, то ли в одном из соседних номеров – слышалась музыка. Гармошка, кажется (у кого это такие вкусы?!) и мужские голоса.

– Народное что-то, – определил Остров, – нам-то что? Я предлагаю…

Прежде чем склониться над картой, я вдруг понял, что знаю эту музыку.

И слова знаю, но только по-русски:

У кого-то и в самом деле странные вкусы.

Я проснулся от того, что под окном, в саду, без конца заводили и никак не могли завести мотоцикл – он глох. С полминуты я лежал, соображая, где нахожусь. Ребята сонно дышали на соседних кроватях. Что-то мягко шуршало по крыше. Мои часы показывали половину второго ночи. Глядя на их циферблат с фосфоресцирующими цифрами, я почти уснул снова, но мотоцикл опять взревел и оборвался нехорошим хрипом. «Свечи», – подумал я, вставая. Мне не перестало хотеться спать, но посмотреть на людей, которым в полвторого приспичило куда-то ехать, стоило.

Пол был холодный даже сквозь прикроватный коврик, да и вообще – когда я вылез из-под одеяла, в комнате оказалось очень холодно. Протиснувшись между кроватями, на которых спали Остров и Шалга, я подошел к окну.

Мне сразу стало ясно, откуда тот монотонный шорох. Снаружи шел дождь. Добротный, несильный, но занудный. На небе – ни просвета. Над черным ходом гостиницы – ну, в саду – горела тусклая лампа под жестяным абажуром. В ее свете я увидел двух человек в блестящих от воды широких плащах с пелеринами, цветом похожих на мокрую клеенку. Они возились возле здоровенного «Урала» с коляской. «Менты», – сонно подумал я и, пробираясь обратно к своей кровати, задел свесившуюся руку Вальки. Он немедленно сел и спросил, не открывая глаз:

– Чпрж?

Несомненно, это означало: «Что, пора уже?»

– Да никуда не пора, спи, – буркнул я, и Шалга рухнул обратно в постель. Я тоже уселся, готовясь лечь и проклиная себя за излишнюю возбудимость: никто не колыхнулся, один я вскочил!

По коридору быстро прошел человек, неразборчиво окликнул кого-то. Ему ответили, потом двое громко, но так же непонятно заговорили. Вот вам и пустая гостиница… Днем выспались, ночью гуляют, мотоциклы заводят… Я посидел и начал одеваться, собираясь выйти и попросить!!! вежливо попросить!!! чтобы заткнулись!!!

В майке, штанах и кроссовках на босу ногу я вышел в коридор.

Горела у поворота дежурная лампочка.

Пусто.

Тихо.

Я озадаченно потер нос. В коридоре было еще холоднее, чем в номере. Стараясь ступать потише, я прошел до поворота, выглянул.