– Идем, я отведу тебя домой… – прошептала она. Торн помотал головой:

– Мне домой нельзя, мисс…

– Тебе понравится новый дом, – настойчиво, но мягко прошелестела волчица. – Там только ты и сад. И перчатки…

– Перчатки? – повторил щенок.

– Да… – загадочно улыбнулась волчица. – Идем… Пошли со мной…

И Торн, очарованный таинственным белым призраком, повиновался…

***

…Дом наполняла музыка…

Пара невидимых лап в белых перчатках касалась клавиш, и звуки фортепиано разносились по округе.

Дом был заброшен. Раньше уютное семейное гнездышко, теперь это были холодные стены с выбитыми окнами. В доме была дорогая мебель. Везде пахло пылью и плесенью.

Одним словом, музыка была красивая, а дом – нет.

Но Торна это не особенно расстраивало. Он уже примирился с мыслью, что у него нет родителей и нет нормального дома. А эта заброшка, куда его привела загадочная волчица, подходила ему просто идеально. Но музыка… Как могут играть в доме, где никто не живет? Его не прогонят?

– Прогонять будут – убьешь, – посоветовал щенок в голове. Торн потоптался немного в прихожей – дверь была открыта, и он вошел через секунду после того, как волчица растворилась в воздухе. Потом вздохнул и пошел на звук. Торн никогда не слышал такой чудесной музыки, хотя родители водили их с Дореном на концерты.

Также восхитительно было лишь на сольном вечере одного пианиста-виртуоза, волка… Эх, жаль память – решето! Хоть убей, Торн не мог вспомнить его имя. Но помнил, как в конце, перед финальной арией, волк встал, поклонился и произнес на весь зал, громко-громко:

– Я благодарю мою супругу Альберту за постоянную поддержку и за то, что она подарила мне достойную смену – дочку Ребекку!

Торнов отец тоже на паре вручений благодарил жену и упоминал сына – старшего, а про младшего предпочитал умалчивать.

Торн вошел в уютную комнату, похожую на большую веранду: круглая зала плавно переходила через распахнутые двери в круглый белый балкон. Невесомые белые шторы трепал, надувая парусами, ветер с ароматом цветов.

А в центре этого великолепия стояло фортепиано.

И на нем играла пара белых перчаток.

Торн смотрел на эти перчатки. Лап в них не было! И всего остального тоже.

Щенок вдруг понял, что не боится. В самом деле, как невидимка, играющий так искусно, может быть плохим? И разве сам Торн не плохой? Плохой, еще как! Значит, не стоит пугаться…

– Здравствуйте, – сказал Торн и не узнал своего голоса.

– Здравствуй, – ответила пустота, и музыка оборвалась. Но последние ее аккорды так и застыли в воздухе. – Как ты сюда попал, сынок?

– Меня привела волчица, – честно признался щенок.

– А-а… – неопределенно протянул невидимка.

– Сказала: отведет домой.

– Вот как…

– А как вас зовут?

– Лукас. А тебя?

– Торн.

– Торн, да? Хм, Торн… – задумчиво пробормотала пустота.

– Ага. Торн, – кивнул щенок. – А вы… Вас почему не видно?

– А я призрак, – отозвался собеседник таким тоном, словно это было очевидно, и развел лапами – вернее, перчатками. – Представляешь, от меня осталось только это. А тела нет.

– А вас можно в зеркале увидеть? – спросил зачем-то Торн. – А то я читал, что в зеркале призраков всегда видно.

– В зеркале? – повторил Лукас. – В зерка… Никогда вот не задумывался! А давай попробуем.

От фортепиано отодвинулась маленькая табуретка, как будто кто-то встал с нее. Перчатки полетели к большому зеркалу на стене, и Торн тоже подошел к нему.

В отражении он увидел высокого статного волка с серебристой шерстью, в белых перчатках и в дорогом костюме с бабочкой. А рядом – того страшного щенка с выпученными глазами и пеной на губах.

– А ведь это вы были, – очень-очень тихо прошептал Торн, глядя в голубые глаза волка. – Тот пианист-виртуоз, да? С дочкой Ребеккой и женой Альбертой? Вы так красиво играли!..