Пес выполнил заказ – получившаяся жидкость вышла едкая, мутновато-синего цвета, остро пахнущая. Но заплатили ему сполна, однако условились, что Лэб создаст позже другую сыворотку, но не такую безобидную и нелепую, а с ужасными свойствами…

В Механиксвилль его семья не уехала, а спешно бежала подальше от шакалов и гиен, нанятых заказчиком, морду которого, к слову, никто не видел. Но и здесь их нашли…

Пока супруги лабрадоры шипели друг на друга в гостиной, Дорен и Торн прислушивались к их голосам из своей комнаты, прижавшись к двери. Но расслышать толком не получалось – родители говорили очень тихо.

– Думаю, дело в заказе, – сказал Дорен. Торн прижал к голове уши.

– Разве мама с папой работают на заказ?

– Все можно купить… – задумчиво протянул Дорен. – Дело лишь в цене.

Дорен отошел от двери, и последний диалог родителей услышал только Торн.

– Может, не стоило с ним так жестоко, а, милый? Может, стоило рассказать нашему Шиповничку все? А то умрем, а он так и будет думать, что мы его не любили…

– Не умрем, Элис! Потому что, если умрем… Кто расскажет ему правду?!

Торн не шевелился. Слышно было, как мама рыдает, а отец невнятно что-то бурчит.

День прошел в том же непонятном напряжении; за ужином никто не проронил ни слова. Торн съел запеканку (подгоревшую и соленую, видимо, от маминых слез), а, когда пил чай, то почувствовал приторно сладкий привкус, но не придал этому значения.

Но скоро понял, что напрасно. Должно быть, он понял это, когда во рту появился металлический привкус крови. Он понял это, быть может, когда, сидя в комнате, разодрал подушку. Он понял это, возможно, когда ему захотелось вдруг разорвать зубами фотографии на стене. Наверное, он понял это, когда увидел в зеркале вмиг одичавшего щенка, словно зараженного бешенством.

А скоро пришлось понять и остальным…

Торн не мог объяснить, что творил. В голове вдруг раздался незнакомый властный голос:

– Иди и убей!

Перед глазами все плыло, будто во сне. Предметы расплывались, а когда мир приобрел прежние четкие формы, у Торна совсем помутилось в голове.

Его лапы были в крови. Весь дом перевернут вверх дном.

И щенку даже не надо было заходить в спальни брата и родителей. Он знал, что живых здесь не осталось.

Голос в голове оставил его. Торн подошел опять к зеркалу и отпрянул. Он не знал безумца, который глядел на него расширенными от ужаса серыми глазами.

– Так давай познакомимся, – предложил страшный пес из зеркала. – Я – это ты.

– Н-нет, – мотнул головой щенок. – Я – не ты. Со мной что-то… Это не может… Дело в чае!.. Но мама не…

– Дело не в чае, Торн, – возразил тот. – Дело в тебе. Ты никогда не думал, почему родители так ненавидели тебя? Они боялись, Торн. Тьма всегда жила внутри тебя. Вот и вся тайна… Прими себя. Прими… меня.

И Торн неожиданно для самого себя улыбнулся.

С той минуты в Механиксвилле появился настоящий маньяк. У этого чудовища в голове звучал настойчивый голос:

– Иди… И… Убей!..

– Итак, вот, что нам удалось выяснить, – заключила Бекка, пролистывая блокнотик. Они с куницей сидели на скамейке в парке после целого дня прогулок по городу. – Кроме волчицы и тигра, других таких созданий не было. И замечены они были всего парой зверей. Но вот, что интересно: их видели последние несколько дней только в глухих местах. Правда, однажды – около здания Оук-Форест… И только один раз – около мельницы.

Дункан почесал за ухом.

– Не пойму: какая разница, рядом или не рядом с мельницей?

Маленькая волчица подняла от блокнота глаза.

– Ты, правда, ничегошеньки не знаешь об истории Механиксвилля?