– Нет. Но у меня есть границы. Принципы. Я не согласна быть частью твоей порочной версии Тиндер—эксперимента!

– Ага, – кивнула Кляпа внутри. – Понятно. Устроим оргию в поликлинике. Талончик двадцать четыре, стонать будете, когда вызовут? Или сразу при измерении давления?

– Что?.. – Валентина сбилась.

– Ну, – с ленцой произнесла Кляпа, – ты можешь выбрать. Или Паша, или я запускаю тот же протокол, что был на совещании. Только в этот раз – с пожилыми женщинами, священником и ребёнком, жующим пачку салфеток в углу.

На секунду в ванной стало холодно. Хотя пар ещё клубился по зеркалу, по коже пробежала ледяная волна. Валентина села обратно, как будто кто—то выключил двигатель внутри. Всё казалось рыхлым: и воздух, и руки, и стена за спиной.

– Ты же не можешь… – попыталась она, – ну это… шантаж. Эмоциональное насилие.

– Это дипломатия, – парировала Кляпа. – У нас миссия. Цель. График. Дедлайны. Планета. Если уж ты стала арендуемой площадью – соответствуй хотя бы минимальному стандарту обслуживания.

– Я человек! – закричала Валентина.

– В рабочее время – объект внедрения, – спокойно пояснила Кляпа. – Знаешь, как у вас говорят в офисе? Ничего личного. Только отчётность.

Наступила долгая пауза. Вода продолжала капать, но уже не с успокаивающим ритмом, а с раздражающей навязчивостью. Валентина посмотрела в пол. Потом на батарею. Потом снова в зеркало.

– И почему именно он? – прошептала. – Почему не кто—то… ну… менее вульгарный?

– Потому что у него всё на поверхности. Ни маски, ни манипуляций – только прямолинейность и жвачка с запахом арбуза. А ты, Валя, до сих пор реагируешь на любой намёк, как монахиня на эротическое кино. Паша – это учебный полигон. Он не опасен, не харизматичен настолько, чтобы сбить с курса, и уж точно не умён настолько, чтобы понять, что ты внутренне сопротивляешься. Посмотри на него как на надувного тренажёра. Не сексуального – психологического. Мягкий, недорогой и легко сдувается при отказе.

Валентина прикрыла глаза. Глубоко вдохнула. Потом медленно, почти церемониально, потянулась к крану и закрыла воду. Щелчок был чётким, как звук подписи под контрактом. Ниже по позвоночнику прошёл слабый ток. Что—то в ней сдалось.

– Всего—то курьер, – успокаивала Кляпа, – это же не стоматолог или, упаси Бог, сотрудник полиции. Там было бы сложнее объяснять, почему ты вдруг такая… энергичная.

Сначала она просто открыла шкаф. Не решительно, не смело, а с тем самым выражением лица, с каким опытные женщины подходят к раскопкам. Там, среди тонкой нафталиновой пелены, висели вещи, которые она не надевала ни при одной живой душе. Платье цвета растаявшего мороженого с пудровым бантом. Юбка в складку, где—то между школьной формой и офисным отчаянием. Кофточка с бисером, которую она покупала на первом курсе, когда ещё верила, что преподаватель культурологии оценит драму в узоре.

Кляпа – бодро:

– Ого. Прямо костюмерная сериала про старую деву. Валя, это твои вечерние доспехи? Или одежда для жертвоприношения?

Примерка началась с попытки натянуть платье через голову. Вроде просто. Но рука застряла в подкладке, локоть полез в пройму, платье завертелось, и через двадцать секунд Валентина уже стояла как стеснённый суши—ролл, с левой ногой в подоле и воротником под мышкой. Попытка вырваться привела к тому, что она рухнула спиной на кровать, громко, с глухим звуком поражения.

Кляпа закатилась:

– Если сексапильность измерять количеством падений в минуту, ты сегодня точно Мисс Вселенная.

Когда ей наконец удалось выбраться, она не сдалась. Достала юбку. На бёдрах она застегнулась, но как—то косо. Пятно – неясного происхождения – оказалось точно по центру. Валентина мысленно прикинула, можно ли назвать его авторским элементом. Ответа не последовало.