– Недурное заклинание, – усмехнулся Бахтин, – «изыди, Федор Михайлович!» – И его потянуло на дачу.

Всю неделю он как-то торопливо собирался, посреди сборов вдруг задумывался и садился за стол, бросал написанное на полуслове лишь для того, чтобы положить в сумку какую-то пустяковину, после чего зачеркивал только что сочиненное и опять вскакивал. Он уже не был уверен в том, что на даче будет хорошо работаться, но знал, что переселиться туда необходим о. В субботу – поехал. Его ждали: у калитки стоял Лева, на участке его приветствовал Николай Федорович, через окно веранды махал рукой Федор Михайлович и из летней кухни вышла, снимая на ходу передник, улыбающаяся Людмила Григорьевна.

– Добро пожаловать! – сказал Николай Федорович. – Вот, прошу знакомиться: наша домоправительница!

– Здравствуйте, Людмила Григорьевна!

– Я рада, Максим Менандрович! – быстро вскинув ресницы, произнесла хозяйка.

Сразу бросилась в глаза какая-то смесь напористости и смущенности в этой женщине. Что-то почти наглое было в ее чертах при явной застенчивости в выражении лица. Никак не укладываемые, лежащие на плечах черные волосы, черные, как бы испуганные, глаза, нервный рот, вздувшиеся на шее жилы (одна жилка бьется, заметил Максим), грубоватые руки, ноги тяжелые. На разглядывание Бахтин потратил не больше времени, чем это было прилично, но, отвернувшись к дому, успел перехватить цепкий и заинтересованный взгляд Федора Михайловича, который тут же отвел глаза.

– Начинается, – подумал почему-то Бахтин.

– Вы располагайтесь, Максим Менандрович, а я пока на стол накрою, – сказала Людмила Григорьевна.

– Что вы, что вы, не беспокойтесь, я бы не хотел вас обременять.

– Тут нет ничего обременительного: мы в это время обедаем, – вмешался Николай Федорович, – и надеюсь, вы окажете нам честь,

– Спасибо.

– Можно я помогу вам распаковывать книги? – спросил Лева.

– Конечно, пойдем.

Максим стал разбирать вещи. Лева и не думал принимать в этом участия.

– Вот книги – смотри, если хочешь.

– Да я уже видел – ничего интересного тут нет.

– А что же ты?

– Я… нет, ничего. – Мальчик дождался, когда собеседник посмотрел на него, и предупреждающе скосил глаза в сторону стены, за которой была комната деда.

Бахтин понял, что следует молчать, а Лева заговорил быстрым шепотом:

– Дед подсмотрел, как вы дали мне 20 коп, и нажаловался отцу. Отец был в неуверенности, как со мной поступить: я слышал – он с матерью советовался, говорил, может ничего, так и нужно, а она почему-то заладила: пусть отдаст, пусть отдаст. Вот отец и велел мне отдать.

Он остановился. Повисла пауза.

– Так что? – тихо спросил Лева.

– Что ты имеешь в виду?

– Отдать?

Максим пожал плечами.

– Тогда вот что: я сейчас громко скажу, что положено и как будто верну вам деньги – вон все та и ждут: в окошко поглядывают.

Максим украдкой выглянул и увидел, что Лев Николаевич прав. А тот между тем откашлялся и сказал:

– Я тут… это… в прошлый раз брал у вас взаймы 20 копеек – вот… возвращаю, – и он стукнул монетой по столу, но тут же сгреб ее в кулак и произнес без голоса: – Так я оставлю себе, ладно?

Бахтин кивнул, уже во второй раз уличив себя я педагогической неловкости.

– Отвечайте же что-нибудь, – шипел мальчик.

– Гм, если тебе больше не нужно. Ты уже распорядился как-нибудь?

– Да, спасибо большое, я хотел купить одну марку.

– И что же, купил?

– Нет.

– Что же так?

– Да Степка уже продал ее.

– Ты, кроме марок, ничего больше не коллекционируешь?

– Еще старые деньги.

– Ага, я так и думал. Тогда у меня есть для тебя подарок. Возьми вот ту книгу, видишь? В ней закладка должна быть. Нашел? Это ассигнация 860-х годов. Такие деньги сжигала Настасья Филипповна.