Сообщение Хелен не вылетает из головы. Буквы перед глазами мигают и заставляют сердце сжиматься в сомнениях.
Мое предложение, да и поездка в целом, была спонтанной. И что уж, в нашем плане совсем не значились разные походы по музеям.
Хм, да я пока мало представляю Исхакова всего из себя холеного, в костюме, с идеальной стрижкой и ароматом за несколько тысяч долларов в обычном московском планетарии. Кстати, здесь я никогда не была.
– Ты идешь? Нет? – с претензией окликаю.
У самой от своего тона все клетки пульсируют.
А вдруг развернется и уйдет?
А вдруг прогонит?
А вдруг эта наша последняя встреча и все труды будут напрасны?
Может, права была Хелен, не стоило так жестко выбиваться из плана?
– Почему сюда, Маша? – спрашивает, как только Исхаков оплатил нам билеты.
Прочищаю горло и кошусь взглядом по начищенной до блеска обуви и идеально выглаженным брюкам зверя. Там такие стрелки, что порезаться можно. И я в обычных черных джинсах, футболке и темно-зеленом бомбере.
Так себе из нас парочка получается.
Его Арина, или как ее… Ариелла, смотрелась бы куда лучше. Не в планетарии, конечно. А просто рядом с таким мужчиной.
– Когда я училась в… – вовремя себя останавливаю, чуть не проговорившись про Нью-Йорк, – институте, то каждую неделю мы выбирались в какой-нибудь музей. Или на выставку.
Скромно улыбаюсь, вспоминая. Тепло заструилось по венам вместо крови.
– Папа еще в детстве говорил, что нужно каждый день узнавать что-то новое.
Перевожу короткий взгляд на зверя. Руки со вздохом опускаются. Воспоминаний из детства осталось не так много, и каждое храню их особенно тщательно.
И я совсем не собиралась говорить Исхакову что-то о своем прошлом. Тем более, об отце. Вышло снова… спонтанно.
– И что самое интересное вы узнали?
Останавливаюсь посередине коридора. Закусываю губу и недоверчиво прищуриваюсь. Ему правда это любопытно?
Глаза у зверя сейчас теплого оттенка. Ни единого желтого блика. Будто никогда их и не было.
Расслабляет. Часть мозга отключается. Может, вовсе засыпает.
– Ну, что Ван Гог, например, отрезал себе не все ухо, а лишь мочку. Музей Метрополитен собрал более двух миллионов единиц культурного наследия. Оттенок, которым написан «Черный квадрат» Малевича, получен из смеси жженой кости, а также чёрной охры и арсенида меди – темно‑зеленого пигмента.
Облизываю губы и чувствую в горле небывалую сухость. Стенки гортани словно прилипли, а желудок скрючился.
Мы со зверем вступаем на неизведанную территорию – личную. Я впускаю его в свою жизнь. На немножко, на самую крошечную часть. И все равно адреналин вырабатывается в огромном количестве и заставляет потеть.
– Что? – смущаясь, спрашиваю.
– Ничего. Это все?
– Ну, приходить нужно не к самому открытию. Лучшее время для посещения – обед, как ни странно. А еще я просто обожаю магазинчики в музеях. Обязательно там покупаю что-нибудь. А ты?
Иду спиной вперед и чувствую себя нелепо. Как студентка, которой я и являлась еще несколько месяцев назад, а не любовницей известного всей стране бизнесмена.
– Что интересного за свою жизнь узнал ты?
Демид коротко улыбается. Становится похож на мальчишку. Подколоть бы, но… не решаюсь все же.
– Никогда не поворачивайся ни к кому спиной, – обводит меня своим проницательным взглядом, как душу скручивает, – даже близкий и родной человек может стать врагом. Обычно самые невинные на вид люди – самые опасные, – снова этот взгляд. И я отворачиваюсь, – любую женщину можно заткнуть оральным сексом.
Давлюсь воздухом и начинаю кашлять.
Перед глазами круги от его слов крутятся, а саму будто на карусель посадили.