Зверь отталкивает меня, и я спиной падаю на мягкий матрас с нервным смешком. Исхаков заламывает бровь и, уверен, тоже готов улыбнуться. Все происходящее напоминает игру, в конце которой его член снова будет двигаться во мне.

– Возможно, опять будет больно, – говорит, словно мы с ним на совещании.

Его тон корябает. Я могу ему отказать, и, точно знаю, Исхаков не будет удерживать меня силой.

Во мне борется человек с желанием жестоко отомстить и юная, ищущая любовь девушка.

– Тогда избавь меня от этой боли, – говорю, не подумав.

Я не о физической боли, о другой. Та, что со мной с семи лет. Въелась в кровь, встроилась в ДНК.

Исхаков входит медленно, растягивает. Каждый миллиметр обжигает огненное кольцо.

Зажмуриваюсь и закусываю губу. Мне хочется плакать, но как-то стыдно. Должна быть первоклассной любовницей, а на деле ревущая девственница.

Расслабление в этот раз приходит быстрее.

Демид просовывает руку между нашими телами и ласково массирует клитор. Дрожащие искорки покалывают мышцы живота, промежности и утекают внутрь.

Приятно. Очень приятно.

Зверь находит нужный нам обоим ритм. И точку. Не знаю, как он это почувствовал, но как только единожды в нее попал, бьется теперь лишь в нее, а я становлюсь мягче, податливей.

Давление на клитор усиливается, и я отчетливо улавливаю напряжение, которое быстро закручивается и стреляет в разные стороны. Вибрация поднимается из нутра, не понимаю, как ее унять. Дрожу всем телом и к Демиду льну, шепчу что-то бессвязное, глупое. Кажется, вообще только его имя и произношу без конца.

Капец!

Зверь совершает еще два толчка и снова кончает мне на живот. Капли тут же стекают по бокам, оставляя следы на простыне.

– Тебе позвонит мой помощник и заберет в клинику. Врач на приеме назначит противозачаточные.

Холод опускается по ногам вниз, а голову охватывает пылающие языки пламени. Кончики ушей неприятно вспыхивают.

– У меня есть свой врач, – хрипло отвечаю. Дыхание от негодования не хватает.

– Неплохо. Но сходишь к тому, к кому я тебя отправлю.

Острый взгляд рубит все мои претензии на корню. Я лишь захлебываюсь гневными заявлениями, но молча принимаю его условия.

Дарю кислую улыбку, показывая свое поражение, и Исхаков удовлетворенно целует меня в лоб.

Пока Демид снова идет в душ – чистюля – я размашисто шагаю на кухню, неприятно ударившись о косяк, и трясущимися руками наливаю себе воду из фильтра. Пью большими глотками, словно в желудке пожар и мне немедленно нужно его погасить.

Со стуком ставлю пустой стакан на столешницу. А хотелось бы кинуть его в стену и увидеть крошечную стеклянную пыль у своих ног.

Ненавижу. Всем сердцем ненавижу этого зверя!

Взгляд цепляет стопку с письмами. Вчера ее здесь не было. Наверное, утром переложил, но так и не убрал.

Прислушиваюсь к шуму воды. Исхаков намывается. Или от меня отмывается. Что не может не огорчать.

И я беру в руки всю эту стопку и судорожно перебираю входящие письма.

Платежи, реклама банков, каталоги какие-то, спам… Уже собиралась сложить все как было, как натыкаюсь на обычный белый конверт с надписью шариковой ручкой.

Сердце пропустило несколько десятков ударов перед тем, как забиться вновь.

Желчь густым потоком заволакивает язык и гортань. Не получается ни вдохнуть, ни слова сказать.

Воспоминания бурным вихрем полились из сознания, и перед моими глазами вновь то зловонное, темное помещение, где я провела несколько дней. Одна. В страхе. Диком, первобытном, связывающем намертво.

“Рою”

Было написано небрежно, как-то вслепую, что ль.

Пальцы горят от соприкосновения с белой бумагой. Откидываю от себя как заразу и перекладываю ладонь на грудь. Сердце отчаянно шпарит своими ударами.