– Так ведь не в этом женское счастье. Женщина должна дом вести, за мужем ухаживать, угождать ему, о детях заботиться. Это самое главное дело в её жизни, самое дорогое. А работа в доме для женщины всегда найдётся. Моё место здесь.

Я, признаюсь, был шокирован, услышав такие архаичные речи из уст молодой семнадцатилетней девушки, вспомнив своих сокурсниц, которые в её возрасте ставили перед собой великие цели. Я проводил её до дома, и только повернулся, чтобы уйти, она меня остановила вопросом:

– Азат Бигулович, можно я буду Вам помогать в библиотеке? Совершенно бесплатно. – Поспешила она добавить.

– Ну, если хочешь, и если твои родители не будут против. – Ответил я, и вдруг почувствовал, что бесконечно рад этому.

И она, действительно, стала каждый день приходить к окончанию моих уроков, приносила мне горячий обед, а потом ещё и вместе со мной готовила материалы на следующий день, или перебирала в шкафах, стирая вековую пыль с книжек и с гипсовых бюстов классиков. Насчёт горячих обедов было с её стороны очень своевременно, так как я снимал комнату у древней старушки, которая готовила только тыквенные каши и тушила капусту, которые мне уже во сне снились. А Айназ приносила такие вкусные блюда, и такие разнообразные, что я в жизни своей никогда больше так хорошо не питался, как в то время. Понемногу я привязался к ней, и каждый раз с нетерпением ждал её прихода. Мы не спешили уходить из опустевшей школы, потом шли к реке, сидели на берегу, потом я провожал её до ворот, и мы там ещё стояли, иногда до самой ночи. Первое время, меня, когда мы с ней оставались вдвоём, не покидало странное чувство, будто я не в своей тарелке. Но она мне нравилась, и я гнал от себя эти мысли, списывая всё на своё природное стеснение перед девушками. Приходя домой, я долго не мог уснуть, вспоминая её сияющие глаза. Тут сразу скажу, что у меня в это время под полом какие-то шорохи появились, будто кто завёлся, и Анна Прокофьевна, моя квартирная хозяйка, тоже это заметила, я слышал, как она как-то своей кошке вечером говорила, что та совсем обленилась, мышей перестала ловить, те хороводы под домом уже водят.

Однажды, когда мы с Айназ стояли возле её ворот, к нам вышла её мать, Ильгиза, накинув расшитый платок на плечи. Она кивнула Айназ, и та моментально скрылась в доме, после чего Ильгиза пригласила меня в гости.

– Да вроде поздновато уже для гостей. – Попробовал отказаться я.

– Ничего, это чужим поздно, а Вы нам уже как свой стали. – Засмеялась она, и, увидев, что я засмущался, уже серьёзно добавила: – Поговорить мы с Вами хотели, Азат Бигулович. Заходите, не стесняйтесь, у нас никого чужих нет.

Мы зашли с ней в дом. На столе стояли чайные чашки, мёд, сушки, варенье, сладкие булочки, и ещё пахло так уютно стряпнёй, как у мамы в доме. За столом сидел её муж, Махуб, я его хорошо знал, он на тракторе в колхозе работал. Он улыбнулся мне, кивнул на скамью возле стола:

– Заходи, Азат, чайку попьём. Я и сам только сегодня домой приехал, две недели на дальней заимке жили, пока всё не вспахали, без выходных, от темна до темна. Сам знаешь, пока погода хорошая, надо успевать, а то зарядят дожди, на пашню уже не заехать. Но хорошо, в этом году отпахались вовремя, даже раньше срока, председатель обещал премию выписать. – Он хитро глянул на меня и добавил: – А она мне, похоже, очень скоро понадобится! Дочки-то у меня, ишь, уже заневестились, того и гляди, начнут мужьями обзаводиться.

– Может и не обе враз, да старшая – точно, недолго уже ждать. – Подхватила Ильгиза. – Давно замечаю, как глаза у неё горят. Иногда спрошу, а она, как и не слышит, в своих девичьих мечтах где-то далеко витает. Гуляет допоздна, а потом ещё полночи шепчутся с сестрой.