Девушка шла медленно вниз по бульвару. В памяти то и дело всплывали мгновения близости, и тогда ей казалось, что все, кто шёл ей навстречу догадываются о том, где она была и что там произошло. Опустив глаза и избегая встречных, она вернулась домой и, сославшись на мигрень, рано легла спать.

Любовью они стали заниматься регулярно, договорившись предварительно, что дети не входят в их ближайшие планы, поэтому нужно быть осторожными и аккуратными. Впрочем, как оказалось позже, об этом было проще говорить, чем реализовать на деле.

Но кроме того, что Сикорцев оказался ласковым и страстным любовником, Даша открыла в нём ещё ту самую тайну, которой непременно должен был обладать её мужчина. Это случилось в конце весны. Однажды она пришла к нему чуть раньше условленного времени. На звук дверного колокольчика Виктор – к этому времени они уже давно были на «ты» – откликнулся мгновенно. Он был явно взволнован, но Даша отнесла это на то, что он попросту рад видеть её.

Она сняла пальто в прихожей и, пройдя в гостиную, заметила, что в соседней комнате, служащей кабинетом, на столе находится необычный предмет. Это был прозрачный шар, стоящий на треноге. Девушка никогда раньше не видела его и, смеясь, спросила, не занимается ли он в свободное от работы время спиритическими сеансами, вызывая души умерших людей. Виктор явно смутился, но потом, уступив настойчивым вопросам Дарьи, которой ни в чём не мог отказать, рассказал ей необычную историю, начало которой было положено ещё в бытность его врачом местной больницы для душевно нездоровых людей в Казани.

На следующий день после их вечернего разговора о сути человеческого сознания и наличия существ им обладающих на иных планетах Бехтерев предложил Сикорцеву взять месячный отпуск и отдохнуть. Предложение имело форму приказа и обсуждению не подлежало. Впрочем, Виктор Павлович удивительно легко отреагировал на это, молча написав соответствующее заявление, и в тот же день отбыл поездом вначале в Москву, а оттуда, не задерживаясь, на юг, в сторону новой столицы степного края.

В спальном вагоне он ехал один. Проводник принёс чай в подстаканнике, горку крендельков на блюдечке и, получив благодарность, удалился. Оставшись в одиночестве, Сикорцев смотрел через окно на пробегающие мимо селенья, поля, перелески, слушал монотонный стук колёс и думал о том, что занимало его мысли последнее время. Вчера вечером он не обо всём рассказал Бехтеревым. Виктор Павлович умолчал о том, каким был его очередной контакт с существом, называющим себя д’Ункас. И впервые состоялся он не случайно во время гипнотического сеанса, а несколько иначе, при необычных обстоятельствах.

Тогда Сикорцев ещё работал врачом в больнице для психически пострадавших людей. Сюда попадали по разным причинам, в том числе и по причине банального пьянства. Виктор Павлович не любил эту категорию людей, сознательно убивающих в себе всё человеческое, относился к ним с некоторой внутренней брезгливостью, но, будучи врачом по убеждению, не мог отказать им в лечении. Одним из приёмов, который, на его взгляд, мог в этом случае оказаться очень эффективным, Сикорцев считал гипноз. Больничное и районное начальство к этой идее относилось прохладно, но поскольку положительные моменты в практике молодого врача всё же были, хотя и не в том количестве, когда можно было говорить о полном успехе, то по этой причине на его опыты смотрели сквозь пальцы.

Однажды ближе к концу августа Виктор Павлович почувствовал себя уставшим после бесплодных попыток привести в состояние гипнотического сна группу больных, страдающих патологическим пьянством. Он вышел на крыльцо, глубоко подышал полной грудью, наслаждаясь прохладным воздухом, и, прислонившись к стене, стал смотреть на огромную луну, повисшую над горизонтом. Вечерние сумерки уже плавно переходили в ночь, и справа от неё была отчётливо видна яркая звезда. Откуда издалека доносилось едва слышное пение сверчка. Было какое-то очарование в этом тихом вечере и в печальном облике ночного светила, переживавшего свой очередной циклический закат.