– Но Элен…

– Не торопитесь! Скажем, в какой-то момент происходит склейка, и вы меняетесь с вашим аналогом из мира номер два. Если миры достаточно близки по большинству параметров, может так оказаться, что вы не ощутите подмены, но будете удивлены – какие-то детали покажутся вам незнакомыми, цвет обоев в гостиной вдруг изменится, или жена перестанет пилить вас за то, что вы слишком много времени проводите с друзьями, или… В общем, возможны варианты. Вы можете остаться в мире номер два навсегда, ваша судьба станет другой, и вы, может быть, решите, что в нужный момент сделали нужный выбор… Может оказаться, что, прожив в мире номер два сутки или неделю, вы – при очередной склейке – вернетесь обратно или, напротив, окажетесь в третьем мире, и вновь ощутите изменение в судьбе, объяснив его собственным выбором, свободой воли, которая на самом деле к случившемуся не будет иметь никакого отношения…

– Теперь допустите, – продолжал Форестер, повышая голос, он не мог усидеть на месте и принялся ходить по комнате, останавливаясь перед Себастьяном, чтобы оценить его реакцию, – допустите, что склейки происходят с частотой не раз в неделю или в месяц, а каждую секунду. Даже чаще – каждую тысячную или миллионную долю секунды. Наше сознание обладает инерцией восприятия. Чтобы мозг осознал происходящее, должно пройти несколько сотых долей секунды. Если два события происходят с меньшим интервалом времени, вы не сможете их разделить, они для вас сольются в одно событие.

– Двадцать пятый кадр?

– Что вы сказали? Конечно, именно эффект двадцать пятого кадра. Вы его не замечаете, но запоминаете подсознательно, двадцать пятый кадр воздействует на вашу психику, заставляет принимать решения… А если склейки – и ваши перемещения в другой мир – происходят с гораздо большей частотой? Каждую тысячную долю секунды? Или миллионную? Поймете вы, что именно происходит? И поймете ли, что с вами вообще происходит что-то? Если раз в час или раз в день вы будете миллионную долю секунды проводить в мире номер два – ощутите ли вы это? Ощутит ли ваш двойник во втором мире, что время от времени попадает в наш? Вы можете всю жизнь прожить, не представляя, что живете двойной, тройной или даже вдесятеро усложнившейся жизнью – ведь с равной частотой вы можете оказаться в склейке с миром номер три, четыре, десять или тысяча семьсот сорок семь…

– Это происходит со всеми? – спросил Себастьян.

– Конечно, – кивнул физик. – Вы сами рассказали о встрече с умершим отцом.

– Это было… – прошептал Себастьян, – это было, как наваждение. Галлюцинация. У всех случаются галлюцинации, если сильно устанешь или взволнован, или вообще психика не в порядке…

– Вы были в тот вечер уставшим, взволнованным, или ваша психика была не в порядке?

– Сейчас мне трудно вспомнить, – подумав, сказал Себастьян. – Может быть…

– Мы всегда находим объяснение, – усмехнулся Форестер. – Мы всегда находим объяснение, доступное нашему сознанию. Галлюцинации. Померещилось. Чьи-то козни.

– Вернемся к Элен, – угрюмо сказал Себастьян. – Она – из другого мира?

– Нет, конечно, – удивился Форестер. – Но она, по-видимому, живет во многих мирах, ее психика к этому приспособлена. Впрочем, девочка наверняка сама не ощущает, что очень малую долю секунды проводит не в нашем мире, а каком-то другом, и там она представляет собой другое существо. Не девочку трех лет, а… Возможно, там она тоже Элен Флетчер, но успела уже прожить большую часть жизни… Тот мир может быть в точности, как наш, но сдвинут вперед по времени… Я иногда думаю…

Форестер замолчал, пошарил в карманах, нашел завалявшуюся в складках конфету, аккуратно ее развернул, смял фантик и бросил через всю комнату в мусорное ведро, стоявшее у телевизионного столика, попал точно в центр, удовлетворенно хмыкнул, сунул конфету в рот и, обернувшись к окну, принялся смотреть в черноту безлунной ночи, где не мог увидеть ничего, кроме собственного отражения в стекле.