Кимаран встретил Киота простой улыбкой радушного хозяйчика, давно заждавшегося гостей. Никаких дорогостоящих халатов и перстней – обычный киммер, одетый в меховую безрукавку, грубо пошитую из бараньей кожи, обутый в любимые кочевниками мягкие, из той же шкуры, сапожки. Даже длина безрукавки у пахана оказалась такой же, как и у воинов – на две ладони выше колен. А ноги, как повелось у варваров Запределья, выше верха сапог и ниже края куртки были совершенно голыми, разве что «украшенные» собственными волосами.

Откинувшись спиной на ворох высоко уложенных овечьих шкур, главарь киммеров отдыхал у очага, сложенного, по всей видимости специально для него. С одного лишь взгляда на этот очаг можно было понять, что укладывали его руки искусного мастера Цивилизации. И не просто из камня, а очень дорого камня, добываемого высоко в горах, таящего в себе магическую твёрдость глубочайшей древности. Теперь на этом камне, волей и умением мастера превращённого в отличную походную печурку, с приятным треском веселилось ласковое пламя.

На полотне из кожи перед ханом лежал большой вертел с довольно хорошо прожаренным барашком. От одного лишь вида вкусно пахнущего мяса Киот судорожно сглотнул слюну. Для Кимарана это не осталось незамеченным. Отхлебнув из глиняного кубка что-то веселящее, он поприветствовал Киота на языке Цивилизации:

– Заходи, дорогой, будешь гостем у меня, пахана запредельного. Кимаран давно гостей не видал – истосковалась душа. Хочется угостить какого-нибудь чужака виноградным вином и свежей бараниной, хочется услышать его байки о том, что в других землях делается. Ты, я вижу, из Орнитагора? Давно оттуда? Сам сбежал или как?

И, не давая Киоту опомниться, пригласил к очагу, протянул ему вертел с барашком, в поджаристом и сочном боку которого торчал кривой кинжал на деревянной рукояти. Волшебным образом перед Киотом появился кубок, подобный ханскому. Хозяин сам его наполнил до краев духмяным розовым вином из кожаного меха.

– Давай-ка, рудная душа, поешь-ка славно да выпей жадно. Да доводилось ли тебе с самим паханом трапезу делить? – по-свойски гоготнул Кимаран.

Заметив же, что гость не может сообразить, как лучше поступить, вождь киммеров криво ухмыльнулся:

– Э, я вижу, ты ожидал другого приёма. Думал, киммеры гостей как пленников привечают. Ха-ха! Вот как нами запугали. Да только не бойся. Я не вепрь, с клыками не наброшусь. Давай, поужинай с дороги, – и, не дожидаясь действий гостя, хозяин откромсал от жареной лопатки солидный кус и прямо на кинжале протянул ему.

Киот сообразил, что нерешительностью в данном случае смущать хозяина не следует, поскольку милость пахан способен моментально сменить на гнев. Ухватившись за протянутый ему кусок баранины, он принялся со смачным чавканьем жевать его, затем, чтобы не поперхнуться в спешке, громко прихлебнул из кубка.

– Вот как едят голодные пришельцы из Орнитагора! – воскликнул пахан и снова дико гоготнул.

В голове Киота зашумело, на душе же сделалось спокойно и приятно, захотелось пить и есть как можно дольше. Когда же он опустошил свой кубок в третий раз, голову ему приятно закружило, а язык сам собою развязался:

– Прости нас, дураков, великий хан, но притащился я через всю степь к тебе не просто, чтоб пожрать – за делом. А точнее, послал меня к тебе мой друг и командир, вожак столицы бывших рудокопов, великий воин и главарь рабов орнитагорских шахт, гроза Цивилизации, любимый всеми нами Шахтин Кал, – выговорил он заплетающимся языком.

Кимаран смеялся громко и раскатисто. Когда последняя смешинка скатилась с его заросших жёсткими усами губ, он, промочив сначала горло вином, похлопал Киота по плечу: