Вернувшись к оставшимся, предусмотрительно переступив через трупы и лужи крови, с грустью отметила, что аккумулятор телефона вот-вот сядет – и, в уже спешном порядке подойдя к мальчикам, встала за спиной одного из них, тяжело вздохнув. Несмотря ни на что –они были самыми лучшими… моими марионетками. Касаюсь стволом пистолета затылка брюнета – и сразу же спускаю курок! Никакого «обратного синдрома» – только «личное». Два раза! Один… Ноль. Чтоб… Наверняка. И не «спасти»! Блондин – жалобно простонал и взвыл, отчего его рот ещё больше раскрылся, до прямо-таки и невероятных размеров, и упал, накрывая своим телом тело брюнета! Вовремя отскочив, я навела на них камеру телефона, записав: как при падении на первого же – второй ударился шеей о стоящий перед ним стол и, свернув шею об него, в ту же секунду умер! Ох… Его смерть была – самой мучительной! Вначале – получив пулю в коленную чашечку. После – в пах. А затем – и сломав шею о стол… Он страдал – больше всех! «Всех» – умерших от выстрела и потери крови. Справедливо ли? А что такое – «справедливость»? То же –что и «жизнь», м! «Сложное» понятие. Не для «принятия»!
И, вновь же осмотрев, так и «этак», аудиторию, как в последний и уже без «как» раз, я выключила камеру и, убрав телефон окончательно в рюкзак, подобрала и его, параллельно ещё спрятав в него и оружие, и направилась на выход, обходя, «как некрестный ход», и переступая, словно бы и собственный же «прыжок неверы», через всех! Затем закрыла дверь «с обратной стороны» на ключ – и спустилась по лестнице на первый этаж. Но и после же чего – ещё на один пролёт. Нулевой «пациент»! И «пожарный выход» – под лестницей: с белой деревянной дверью и красным же глянцевым квадратом на нём – с наклейкой-изображением белого огнетушителя! Присев у неё, я вновь сняла и открыла рюкзак, изъяв из него белый баллон с газом, и кинула его на пол. Потом – открыла белую бутылку с яркой же красной этикеткой, жидкость для розжига костров, и быстро облила ею баллон! Затем встала, подобрала рюкзак и, ведя дорожку прозрачной жидкости за собой, прошла к семинариантам со второго, не главного входа, так сказать и замкнув круг, а и точнее «квадрат» и вернулась к пункту охраны и самому же выходу уже непосредственно из самого здания, встретив всё тех же старичков с осунувшимися и дряхлыми лицами, но и всё с такими же светлыми чертами их, лишь немного подёрнутыми паутиной морщин – на высоких смуглых лбах и у уголков глаз, у мужчины – голубых, немного и косящих одним левым, а у женщины – светло-карих, и с такими же светлыми, почти и белыми короткими ресницами и широкими бровями; не говоря уж и за морщинки у полных губ – под узкими и чуть вздёрнутыми носами, переходящими на лишь ещё и слегка полноватые щёки и округлые ровные подбородки.
– Вам лучше – уйти отсюда: у меня к вам – претензий нет… Надеюсь, и у вас!
И, продолжая как ни в чём не бывало выливать содержимое бутылки, я перепрыгнула через турникеты и, лишь на миг остановившись, развернулась, чтобы затем отбросить её куда-то в сторону и, изъяв коробок спичек из рюкзака, зажечь одну из них. Ну а после, с широченной же улыбкой от уха до уха, кинула её – перед собой! И стоило мне лишь вновь развернуться, пройти тамбур-предбанник и переступить через порог, как раздался оглушительный взрыв