– Не уволят. Формально ты ничего не нарушила, – медсестра перешла на «ты». – Профсоюзы их со света сживут, если они только попробуют. Я думаю, тебя переведут на другую работу. Будешь перебирать бумажки. Но потом вернут обратно, когда история забудется.

– Я на испытательном сроке.

– Оу! Ну тогда… Будем надеяться на лучшее.

– Неужели все пациенты были с диагнозом? Ко мне приходили милейшие люди. Вот буквально перед этим человеком приходила мадам, абсолютно здоровая с виду. Ни речь, ни сознание не нарушено. Очень вежливая. Стильно еще так одета – синий костюмчик.

– В синем костюме? Нет, у нее был Альцгеймер. Она уже бывала в нашей клинике и должна была лечь на лечение. Но, как говорится, не судьба.

– Не судьба?

– Передумала, наверное. Никто не хочет уезжать в больницу – это дорога в один конец. Все хотят как можно дольше побыть дома. Но сознание угасает, и она уже не вернется к нормальной жизни.

– А второй?

– Что второй?

– У него тоже был Альцгеймер?

– Нет, шизофрения. Но в ремиссии, не прогрессирующая. Принимая таблетки, такие пациенты подолгу сохраняют работоспособность, и годами ничто не выдает наличие у них диагноза. Но видишь, как вышло.

– Как его звали? Мне нужно знать, пойми. Это все произошло, возможно, по моей вине.

– Я все-таки не могу об этом говорить. Прости, протокол есть протокол.

«На словах мы с тобой, но как только нужна помощь, у нас протокол. Особенность французов. Никакой взаимовыручки», – подумала Ирэн. Она попрощалась с коллегами и опять спустилась на первый этаж, решив действовать на этот раз чуть-чуть наглее.

Заранее включив камеру на смартфоне, она подошла к охраннику и бесцеремонно взяла его тетрадь со списком людей.

– Эй! Вы что? Положите на место!

– Я должна посмотреть, пришел ли мой пациент, – ответила Ирэн, фотографируя список посетителей и уворачиваясь от охранника.

– Положите на место, я вызову жандармов, это частная собственность!

– Я сотрудник университета, у меня есть право на информированность в условиях турбулентности и неопределенности. К тому же мне нужно выполнять свою работу, которую мне сказали срочно закончить, – Ирэн продолжала нести чушь, делая как можно больше снимков и отвлекая охранника. – Ну вот и все! Я закончила. Месье, благодарю за содействие. Я буду наверху у мадам Бий!

– Придурошная русская! – пробормотал охранник и снова включил свой фильм.

– Похоже, вы были правы, капитан. У нашей убитой в ванне старушки, мадам Жизель Кюри, все же были тайны. В секретере спрятаны фотографии мальчика. От самого рождения и до взрослого возраста. Но они довольно старые, выцвели, не датированы, и, честно говоря, непонятно, кто это может быть. Мы пытаемся определить возраст фотографий по бумаге – предварительно им от тридцати до сорока лет. Точнее скажем позже.

– Покажите соседкам. И поговорите с пациентами в клинике. Может, она с кем-то общалась, откровенничала. Что еще?

– В молодости она работала в университете Парижа и занималась исследованиями мозга. И вы просто не поверите, как называлась ее научная работа.

Люк выдержал театральную паузу:

– Подождите, я зачитаю дословно: «Клонирование генов и последствия окислительного стресса при нейродегенеративных заболеваниях».

– Она занималась нейродегенеративными заболеваниями в молодости, а в старости ее накрыл Альцгеймер?

– Жуткая ирония, правда?

– Жуткая – это точно. И долго она этим занималась? Кстати, что именно она делала?

– Неясно. Научная работа очень старая, тексты не оцифрованы. Теперь ее труды пылятся где-то в архивах.

– Найдите кого-то, кто работал с ней в это время. Узнайте, что именно она изучала и как долго. Начните с нашего университета – у них точно есть доступ к научным статьям за все годы. Может, они ее даже знают.