– Чего тут одни стоите? – начала и в самом деле шутливо возмущаться Тамара Тенгизовна, увлекая девушек поду руки в сторону коляски Бене. – Пойдемте к моему Беношке. Вы оставили нас скучать. Бено, сынок, посмотри, кого я привела. Мою красавицу, мою доченьку. Бено, ты когда-нибудь видел такую красивую девушку? А такую скромную? Посмотри, как она густо покраснела. Верочка, моя девочка, это же наш Бено, зачем смущаться. Я решила взять ее помогать в дом. – решительно повернулась Тамрико к сыну, давая взглядом понять что не потерпит никаких возражений.

Верочка так испугалась последней фразы, что в ужасе взглянула прямо в насмешливые глаза Бенедикта Яковлевича. Бене сразу оценил ситуацию, и только засмеялся в ответ:

– Вера Сослановна давно член нашего коллектива, всей нашей дружной семьи. Конечно, я буду только рад, если она согласится помогать тебе по дому. Но согласится ли она?

Тамрико привыкла к повиновению Верочки, и даже не потрудилась ее спросить. Теперь она посмотрела на Верочку тем своим властным взглядом, от которого в ее жилах стыла кровь.

– Конечно, конечно, если нужна моя помощь, как я могу отказаться, Бенедикт Яковлевич. Я так благодарна вам и Тамаре Тенгизовне за все, что вы делаете для меня. Я в Москве совсем чужая, без вас бы совсем потерялась. – она покраснела еще больше, так что на матовой белизне ее кожи заиграли два бардовых румянца. – А сейчас я пойду, с вашего позволения.

Вера Сослановна вдруг выпрямилась и с вызовом посмотрела в глаза Тамрико. Она и сама не ожидала от себя такой дерзости. Однако, смущение и стыд настолько переполнили ее сердце, что она уже знала: или она сейчас же отсюда уйдет, или она наговорит дерзостей Тамрико и рассорится с ней навсегда. Тамар Тенгизовна сразу поняла настроение Верочки, и в душе еще больше восхитилась своей питомицей.

– Я провожу Верочку. Отдыхайте. Мы уже не вернемся. Бено, я жду тебя домой, сильно не задерживайся. Нина Александровна, счастье нашему Сашеньке!

Нина Александровна стояла, словно пораженная громом. События разворачивались с такой неумолимой быстротой. Сначала это прозрение о ее любви к Бене. Такое глубокое и пронзительное, что ей казалось, она закричит о своей любви. И вдруг, сразу вслед за этим, почти такой же шок от чарующей красоты Верочки и почти откровенное сватовство Тамары Тенгизовны. Что значил ответ Бене? Он согласился? Или просто подыграл, чтобы отвязаться? Нина чувствовала, что ей в сердце воткнулись тысячи ножей, и видела, как она ходит между ними, лавируя, словно джигит. «Я брежу», – тихо сказала она, отирая пот со лба.

– Позвольте анекдот о моей Му-Му! Чудо, вы умрете со смеху! – возник вдруг уже порядком набравшийся Винцент Григорьевич. – Значит, спасли мужики Му-му, и она ну их благодарить. Спасибо, говорит мужики, от верной смерти спасли. А те в шоке: «Говорящая собака». Муму как услышала, еще больше офигела: «Говорящие мужики!» Ха-хахаха! – хохотал Винцент Григорьевич в пьяном задоре смешивая свою Муму с тургеневской. – Бене дорогой, низкий поклон матушке вашей, Тамрико Тенгизовне. Давно я настоящего грузинского вина не пил. Целую ручки, кланяюсь в ножки. Боже ж мой! Я ВАС не заметил, Нина Александровна, королева моя! Королева Марго!

Нина ощутила прилив паники от мысли, что надо будет поддерживать разговор с ее пьяным поклонником, и почти умоляюще взглянула в глаза Мише Михельсону.

– Михаил Исааакович, выручите, голубчик.

Миша пожал плечами и взял Васю под руку.

– Пойдемте, друг, возьмем у Тополева гитару. Какой из вас влюбленный без гитары. Тополев всегда возит в машине гитару, я с ним ездил, и знаю.