Так, обнявшись, они просидели больше получаса. Первым поднялся Георгий и потянул Клима за руку.

– У нас много дел, Клим и расслабляться нам нельзя. Идём на кухню, нужно поесть и ехать уже на дачу, – сказал Георгий.

Быстро приготовив бутерброды и заварив чай, Георгий поел сам и заставил поесть сына. Потом они вдвоём вышли из дома, чтобы поехать на вокзал и сесть на электричку. Георгий даже не знал, как сообщить своим родителям о смерти Варвары, ведь они так её любили, особенно Вера Ильинична. Впрочем, строгий Константин Алексеевич тоже любил её, но ничем этого не выказывал. В электричке, Георгий и Клим сели друг против друга. Георгий заметил, как за это недолгое время, осунулось и посуровело лицо сына.

– Недолгое время… ну да… а столько всего произошло… – подумал Георгий, не отрывая своего взгляда от сына.

– Никогда себе этого не прощу. Это я во всём виноват, только я. Мама из-за меня умерла. Проклятая и ненасытная Лариса… убью, гадину… – глядя на движущиеся за окном пейзажи, думал Клим.

Доехав до своей станции, Георгий и Клим вышли из электрички. Они пошли по просёлочной дороге, оставив позади себя речку, пройдя через небольшой лесок. Наконец, вдали показался дачный посёлок, куда и направились Клим и Георгий. Дойдя до дачи, которая осталась от деда Георгия, огороженной деревянным забором из штакетника, они вошли в открытую калитку. Вера Ильинична и Константин Алексеевич сидели во дворе под деревом, тихо разговаривая. Вера Ильинична сматывала в клубок пряжу, которую терпеливо, двумя руками держал Константин Алексеевич. Первой, приехавших сына и внука, увидела Вера Ильинична и с радостным лицом, отложив в сторону клубок шерсти, быстро поднялась им навстречу. Следом встал и Константин Алексеевич, положив пряжу на стол.

– Ну наконец-то вы приехали. С вашей работой и учёбой, долго вас не было. Варенька и та месяц назад приезжала… кстати, а где она? Почему с вами не приехала? – спрашивала Вера Ильинична крепко обнимая сына и внука.

– Ну здравствуй, сын, Климушка, как ты? – обнимая внука, которого очень любил, спросил Константин Алексеевич.

– Здравствуй, дед. Нормально, – ответил Клим.

– С дороги, небось, есть хотите? А у меня пирог с мясом и грибами есть. Правда, вчера пекла, но ещё свежий. Сейчас вынесу, а вы садитесь за стол. У меня и квас есть холодный, – тараторила женщина.

– Как твоя спина, отец? Не болит? – сев за стол, спросил Георгий.

– Болит, шельма. Хорошо, сосед наш, пчёлами и кирпичом решил меня полечить. Вот пчёлы покусали, кирпич Кузьмич на углях накалил и приложил, вроде отпустило, легче стало. Видишь? И хожу прямо, и двигаюсь, – говорил Константин Алексеевич, прохаживаясь перед сыном.

Вера Ильинична вынесла на блюде уже нарезанный пирог, в графине холодный квас и поставила на стол. Она с любовью посмотрела на Георгия и перевела взгляд на Клима, который, опустив голову, молча плакал.

– Жора… что-то случилось? С Варенькой? Она заболела, что ли? – пробормотала Вера Ильинична.

– А и правда, чего это она с вами не приехала? В больнице, что ли? – с тревогой посмотрев на внука, спросил Константин Алексеевич.

За разговором с сыном о своём радикулите, Константин Алексеевич и не заметил, что Клим сидит и плачет.

– В больнице, отец. Только не она сама… а её тело. Нет больше нашей Вареньки, умерла она сегодня под утро, – мрачно ответил Георгий.

Вера Ильинична, вскрикнув, зажала рот рукой.

– Господи! Как умерла? Как же это? Она же, бедная, даже простудой никогда не болела, – запричитала женщина.

– Что с ней случилось, Жора? – не глядя на сына, мрачно спросил Константин Алексеевич.