Я начинаю одалживать Нату свои любимые книги. Он отличный друг, и, если б мы все время могли обсуждать только книги, это было бы идеально.
– Но тебе нравится сам персонаж Тома? – допытываюсь я, пока мы шагаем по лужам, оставшимся после прилива. – Дики заслуживал умереть?
– Никто не заслуживает быть убитым, – отвечает Нат и передает мне сеть для креветок.
– Не уверен, – замечаю я, вспоминая школу. Я разочарован. Не думаю, что он вообще читал книгу.
– Улитка литорина. – Нат показывает мне маленькую раковину с красивыми завитками. Внутри я замечаю скользкую блестящую штуку. – Их можно готовить и есть.
– И… мы собираемся этим заняться?
– Ты голодный?
– Нет.
– Тогда нет. – Он аккуратно кладет улитку обратно в лужицу.
Я не очень много знаю о его личной жизни и даже где именно на берегу он живет – это Нат держит при себе. Он всегда сам заходит за мной, но никогда не входит в дом, даже когда родители его приглашают. Кажется, ему комфортнее всего на воздухе – под солнцем, у моря.
Я ни разу за все время нашей дружбы не видел его в помещении. Кроме того, последнего раза.
Мы вдвоем идем по тропе в прохладном хвойном лесу. У Ната на плече висит пневматическое ружье. Предполагается, что мы будем стрелять кроликов, но в глубине души я надеюсь, что мы их не встретим. Иногда мы останавливаемся у какого-нибудь бревна, выставляем на него шишки и стреляем. У меня неплохо получается для новичка.
День длинный, солнечный. Я достаю из кармана сэндвич и половину отдаю Нату, потому что он ничего не взял. К моему облегчению, никаких кроликов не видно. Он учит меня названиям растений – деревьев и цветов. «Городской парнишка».
Уже ближе к дому мы выходим на пологий луг, с которого видно берег моря с пляжем. Вода сегодня такая голубая, что глаза болят. Тут мы видим журчащий ручеек, зачерпываем холодную воду и пьем. Когда мы присаживаемся на землю, с одуванчиков слетают семена и начинают кружить вокруг нас.
– Мои старики постоянно ругаются.
Приятно наконец-то кому-то об этом рассказать.
– Какие они? Твои родители? – спрашивает Нат.
– Они ничего, – удивившись, отвечаю я. – Ну, папа немного чудила.
– И вы проводите вместе время?
– Иногда. Но не так часто, как раньше.
– Я скучаю по маме. Она сбежала и бросила нас. Но это ничего, – быстро говорит Нат, увидев мое лицо. – Это было давно. – Он открывает свой потрепанный кошелек на липучке. – Папа не знает, что я ее храню. Ему бы это не понравилось.
Женщина с копной непослушных светлых волос, которые потом унаследует ее сын, сидит в баре, раскрасневшаяся от пива и духоты. Нат сложил фотографию пополам, чтобы она влезла в прозрачный кармашек, куда обычно кладут права. Чтобы каждый раз видеть ее, когда открывает кошелек.
– Ее звали Арлин, – говорит Нат. – Иногда я думаю, где она.
– Может быть, когда-нибудь ты сможешь ее найти. Когда вырвешься в огромный мир.
– Не, я не уеду. Зачем? – спрашивает он, обводя руками море, луг и летнее небо.
– Ты так же привязан к этим местам, как Харпер к своей собаке, – замечаю я. – Она сильно по ней тоскует, да?
Нат качает головой:
– У нее нет собаки. И никогда не было.
– В каком смысле?
– Это не моя история, – говорит он, и я больше не могу вытянуть из него ни слова. Вместо этого он сообщает: – Отец согласился завтра меня отпустить. Можем взять лодку. Мы с Харпер зайдем за тобой в семь.
– Утра? – недоверчиво уточняю я.
– Надо встать пораньше, чтобы застать божью погоду.
– Погожую погоду?
– Я так и сказал.
Я почти уверен, что он сказал не это.
Я поеживаюсь, и вокруг становится немного темнее, как будто солнце зашло за тучу.
Нат внимательно на меня смотрит: