Харпер отстраняется.

– Я просто очень скучаю по Сэмюэлю, – глухо говорит она.

– А, это твоя собака. – Я очень горд собой, что вспомнил.

– Он был такой добрый и хороший. Присматривал за мной. Ел картошку фри только с горчицей. Так странно, правда?

– Уверен, он отличный пес. Уверен, он счастлив, где бы сейчас ни был. – Я не знаю, успели ее родители убить собаку или нет. Сегодня она говорит о нем уже в прошедшем времени. Они разве могли сделать это так быстро?

– Давай просто посидим, – просит Харпер. – Ладно, Уайлдер?

– Ладно.

Так мы и делаем. Мы находим нарды в чулане под лестницей, и она учит меня играть. У меня ничего не получается.

– Вот фигня! – ругаюсь я, когда проигрываю в очередной раз.

– Можешь говорить «херня», если что. Я не твоя мама.

– О, – смущенно выдавливаю я. – Но так я могу привыкнуть и как-нибудь случайно ляпнуть при ней.

– Какой же ты все-таки странный, – одобрительно произносит она.

Мы заползаем в дом и жуем крекеры с сырной намазкой перед телевизором. Он старый, и по краям экрана радужные разводы, но мы неожиданно находим нормальный фильм. Что-то про дружбу двух барменов. И только один раз у меня по спине пробегает этот особенный электрический разряд. Единственный раз за весь день.

– Тебе никогда не казалось, что ты выдуманный? – задумчиво спрашивает Харпер, положив голову мне на плечо. – Не реальный человек?

– Ты реальная, – говорю я, потому что все мои чувства обострились до предела.

Она зевает.

– Меня бесит этот фильм.

– Ты же вроде раньше его не видела?

– Не видела. – Харпер встряхивается. – Извини. Я засыпаю.

– Давай я тебя провожу.

– Зачем? Со мной ничего не случится.

У нее все еще немного пришибленный голос, так что я начинаю настаивать – но она злится, и я сдаюсь.

Из окна я наблюдаю, как она шагает по склону в тусклом свете.

Убираю сырный соус и тут замечаю, что бутылка вермута исчезла. Когда Харпер успела ее стянуть? Когда я был в ванной?

Я боюсь, что родители заметят, но они возвращаются домой взвинченные и встревоженные. И в кои-то веки не ссорятся. В Кастине неприятности. Женщина пошла плавать утром на рассвете и не вернулась. Местная предпринимательница, которая жила тут всю жизнь. Спасатели уже вышли в море на поиски.

– Надеюсь, ее найдут, – вздыхает мама с побелевшим лицом. – Кристи самая добрая душа в Кастине, все так говорят.

– Дальше бухты не уплывать, чемпион, – говорит мне отец и накрывает ее руку своей. Я пытаюсь не замечать, как мама морщится. – Если плаваете на лодке с друзьями – оставайтесь в лодке. И всегда берите с собой топливо про запас. Местные течения могут быть смертельно опасны. – В его очках отражаются огни лампы, а борода спутана от ветра.

– Мне нужно увидеться с друзьями, – я очень взволнован, но это звучит почти агрессивно. Я пугаюсь, что они меня не отпустят.

– Только будь осторожен, – просит отец. – Успел сегодня что-нибудь почитать из списка?

Проходит секунда, прежде чем я успеваю вспомнить про свою утреннюю ложь.

– Да, кучу всего, – вру я, и у него такое счастливое лицо, что я крепко его обнимаю.

Отец ласково похлопывает меня по спине.

– Я пойду заберу ту запчасть для косилки, – говорит он и выходит за дверь. Мама провожает его взглядом.

Возвращается он поздно. Шум входной двери смешивается с моим сном.

Иногда Харпер бывает занята: она что-то делает с родителями или у нее возникают какие-нибудь очередные неприятности, и тогда остаемся только мы с Натом. В такие дни мы увлеченно обсуждаем ее – ее глаза, волосы и какая она крутая. Мы уверяем друг друга, что никогда не полюбим никого, кроме нее. Это нас как будто сближает. Может, это и странно, но любовь к ней как будто связывает нас друг с другом. Это делает ситуацию более надежной. Так мы вдвойне уверены, что ничего страшного не случится.