– Ты дорог мне, мой мальчик. Признаюсь, мне страшно отпускать тебя навстречу многочисленным опасностям, но я знаю твои способности, я воспитал тебя на погибель Риму. Забудь о совести, которая, правда, иногда слишком докучает и даже кусает нас, словно злобный цепной пёс. Все беды от совести! Главное, сделай, что должно. Победа или смерть, а смерть не страшит нас. Боги преисподней ждут нас, готовя сладкие оргии. Там будет всё позволено без глупых ограничений. Вовлеки в наш мёд Клелию, доставь мне римских заложниц и обеспечь своё надёжное присутствие в римской полководческой верхушке. Когда ты подашь сигнал при помощи бронзовых табличек, я мгновенно подниму алчные слои римского плебса против ненавистного римского сената. Опорную базу ты подготовил, так что всё готово для римского восстания. Плебс очень горюч, осталось поджечь. Рим сгорит, охваченный огнём изнутри.

– О, мой повелитель, ради тебя и твоего Великого города я сяду на хребет переменчивой Портунас. Я схвачу за бороду привередливого Лефама. Я сверну горы. Я разложу Рим. Он рухнет, как гнилая хижина.

Озабоченное лицо царя разгладилось, словно он услышал благословение, то ли небес, то ли преисподней, стороннему наблюдателю понять было невозможно, настолько запутанным представлялось мировоззрение царя. В жёстком взгляде Ларса вдруг промелькнуло подобие нежности и доброты.

Ларс снял с груди амулет в виде серебряной статуэтки какого-то строгого глазастого этрусского бога. Царь вдруг крепко взял амулет двумя руками и потянул в стороны. Раздался сухой щелчок. Статуэтка разделилась на две половинки. Ларс протянул богатырю половинку серебряной статуэтки.

– Этот бог, которого ты назвал привередливым, поможет тебе в покорении римских рабов! Если позволит наша покровительница богиня Вейя, мы соединим статуэтку великого бога, когда наши силы соединятся на Форуме в Риме, хотя, как я вижу, храмы и боги не внушают тебе особого уважения, что в твоём случае я не считаю недостатком.

Богатырь с трепетом, деланным или искренним, было не вполне понятно, взял половинку статуэтки из руки царя и поклонился. Ларс ещё раз с чувством обнял богатыря, но вдруг грубо оттолкнул от себя.

– Уходи!

Филунс вскинул голову, мгновение смотрел на Ларса сквозь прорези забрала, словно желал запомнить черты его лица, затем решительно повернулся и направился в мрачный проём. Там едва виднелись ступеньки винтовой лестницы, которые вели вниз.

– Береги себя, мальчик.

Филунс остановился и обернулся. Царь с улыбкой смотрел на богатыря. Хотел ли он подбодрить своего ставленника, или у него, в самом деле, улучшилось настроение, было не вполне понятно.

– Огонь Весты погас.

– Да, да, я помню. Всегда думай обо мне, мальчик. Тогда победишь!

Богатырь почтительно поклонился, снова повернулся и скрылся в чёрном проёме. Ларс круто развернулся и подошёл к мощным зубцам бойниц крепостной башни.

8

Воспоминания царя прервал тайный советник. В царские покои заглянул согнутый, как крючок, худющий мужчина лет пятидесяти с благообразной бородкой в белоснежной тунике. Его тусклые как гаснущие угольки глаза буравили Ларса в затылок, выжидая момент.

– Чего тебе, изувер?

Царь задал вопрос, даже не повернув головы. Как видно, присутствие своего тайного советника он чувствовал кожей на затылке.

– О, владыка! К тебе прибыл гонец из Рима. У него срочное послание от твоего агента.

– Пусть войдёт! Я давно жду его.

Царь продолжал постанывать под руками массажиста, когда в комнату втащили едва живого Юла Верзилу. На его губах пузырилась розовая пена. Увидев, в каком состоянии пребывает Юл, Ларс резко вскочил.